Состав:
- Хакимов Р. – командир
- Зинуров А. – комиссар
- Герасимов Е. – начальник штаба
- Морозов А. – знаменосец
- Оглезнев А. – руководитель агитки
- Муртазина А. – боец
- Панюшина А. – редактор боевого листка
- Недорезов О. – боец
- Степанова – летописец
- Багаутдинов – боец
- Шагалин В. – член агитки
- Мурадов А. – боец
- Муллахметов – член агитки
- Газизуллина – член агитки
- Субханнулова В. – боец
- Хабибуллина А. – боец
- Евсеева Л. – боец
- Даутов И. – боец
- Носаненко Г. – боец
- Мартынова – боец
Итоги:
За походный период-87 отработано:
– населённых пунктов – 29
– музеев – 22
– редакций – 10
– военкоматов – 14
Просмотрено карточек погибших – 35943, в т.ч. воинов 344 стрелковой дивизии – 816
– земляков – 81
– встреч с ветеранами – 22
Найдено новых ветеранов – 19
– очевидцев – 7
Дано концертов – 22
– лекций – 74
Выпущено боевых листков – 9
Отправлено писем – 153
Получено писем – 38
ЧТО СТОИТ ЗА ЦИФРАМИ?
Здание вокзала постепенно наполнялось фигурами в зелёных бушлатах. Набитые до отказа рюкзаки, радостное возбуждение отъезжающих, тоскливые глаза «старичков», тех, кто остаётся на перроне… Привычная картина: «Снежный десант» исторического факультета отправлялся в свой семнадцатый зимний поход по боевому пути соединений, сформированных в годы Великой Отечественной войны на территории Татарии.
Маршрут зимнего Похода-87 по боевому пути 344 Рославльской Краснознамённой стрелковой дивизии проходил по территории четырёх областей Белоруссии и захватывая два района Литовской ССР. За 17 дней похода пройден участок боевого пути соединения, который хронологически охватывает период с декабря 1943 по январь 1945. Дивизия совместно с первой Польской дивизией вела ожесточённые бои под Ленино. Участвовала в окружении 100-тысячной группировки противника под Минском, освобождения столицы Белоруссии, вела тяжёлые оборонительные бои в Прибалтике.
За время похода бойцами десанта отработано девять военкоматов, просмотрено свыше тридцати пяти тысяч карточек погибших, выписано 801 фамилия погибших воинов 344 стрелковой дивизии, двадцать шесть фамилий воинов земляков. В восемнадцати государственных и школьных музеях, поселковых советах, редакциях и других организациях найдено большое количество материалов по боевому пути дивизии, уточнены места дислокации полков дивизии. Большое количество новых фактов, данных дали встречи с ветеранами и советами ветеранов дивизии.
Агитбригада десанта дала двадцать два концерта, прочитано шестьдесят четыре лекции, проведена запись на радио…
Действительно, если брать среднестатистические показатели работы десанта в зимнем походе за последние пять-десять лет, то по цифровым данным Поход-87 по боевому пути 344 стрелковой дивизии можно считать удачным. Но что стоит за этими цифрами?
Те, кто читал передовицу газеты переходного периода, наверно, помнит, как прямо и откровенно поднимались вопросы и проблемы, стоящие перед десантом; предлагались пути их решения. Несмотря на некоторые изменения в лучшую сторону, большинство из этих проблем ещё ждут своего решения. Восемьдесят процентов бойцов десанта сейчас составляют студенты второго-третьего курсов, имеющие за плечами и походы, и практический опыт работы в десанте. Вроде бы перед ними широкое поле деятельности. Только работай, проявляй инициативу… Но по-прежнему, большая часть ребят предпочитает надеяться на комсостав, который всё взвесит, обдумает и даст «ценные» указания… Оставляет желать лучшего и исполнительская дисциплина, умение отбросить личное, заниматься тем, что нужно десанту.
Большие претензии имеются к руководителям отделов, которые зачастую допускают необоснованное снижение уровня работы, в частности, к отделу переписки и руководителю пресс-группы. Начальнику штаба Герасимову и комиссару десанта, курирующим работу этих отделов необходимо усилить контроль за их работой, требовать полного выполнения намеченной программы.
Нарекания вызывает деятельность агитбригады. Последние два года многие упоминают о снижении уровня агитки, хотя тенденция к этому складывалась ещё в 1984-85 годах. Наверно, прежде всего, это произошло из-за потери традиций агитки, заложенных в 70-е годы Л. Сергеевым, С. Федотовым, А. Калининым и многими другими. Пока никак не удаётся стабилизировать состав агитки, повысить уровень выступлений. Конечно, лучше всего об этом расскажут на страницах газеты сами участники агитбригады, но вывод однозначен – настала пора агитбригаде вернуть ведущие позиции в университете.
Упомянув о проблемах нашего десанта, хотелось бы остановиться и на проблемах, стоящих перед десантами всего университета. Пока никак не удаётся выработать комплексную, отвечающую духу времени систему объективной оценки деятельности десантов. Нынешняя система подсчёта, основанная на очковой системе, сейчас мало кого удовлетворяет.
Кроме того, по мнению десанта истфака, исключение из конкурса таких показателей как концерты, лекции, публикации, являются, мягко скажем, необоснованным решением. Ведь это основные показатели агитационно-пропагандистской работы «Снежных десантов», а их «режут» на корню… Настала необходимость Совету командиров «Снежных десантов» подготовить новые критерии, которые наиболее полно отражали бы работу «Снежных десантов».
И ещё один момент. В «Ленинце» от 23 февраля 1987 года было опубликовано Открытое письмо Ю. Наживина с предложениями новых форм работы десантов в рамках патриотической акции «Революционный держите шаг»!
Все его предложения интересны, заслуживают внимания, но… для факультетских групп «Поиск». «Десанты», занимающиеся боевым направлением всесоюзного похода, просто не смогут заниматься параллельно решением предлагаемых задач. Кроме этого: акция «Революционный держите шаг!» заканчивается в 1987 году. Что, потом прикажете заниматься поиском других тем? Кажется, что Ю. С. Наживин, неплохо знающий об этом, осведомлённый о формах и методах десантской работы (и кстати, попытавшийся организовать подобные организации в Москве, правда, без упоминания первоисточника) несколько утратил чувство реальности и здравого смысла. Правда, мы с удовольствием примем участие в разовых мероприятиях, связанных с решением тех задач, предложенных Ю. С. Наживиным, и окажем посильную помощь.
Проблем, стоящих перед десантом исторического факультета, действительно много и все они требуют скорейшего решения. То, что мы открыто указываем на эти недостатки, вовсе не свидетельствует об упадке десанта истфака, нет, «Снежный десант» исторического факультета сейчас на подъёме, кризис преодолён. Но открыто указывая на свои недостатки, мы совместно намечаем пути их устранения, тем самым продолжая славные традиции «Снежного десанта» им. 334-й Витебской стрелковой дивизии исторического факультета – лучшего десанта университета.
ГЕНЕРАЛ
«…Спроси у комиссара…» Сколько раз мы произносили эти слова, имея в виду Альберта. Для нас стало привычным то, что он всё умеет: по-другому просто не может быть, ведь он комиссар. Сегодня Альберт рассказывает о своей встрече с замечательным человеком – Хопровым Фёдором Фёдоровичем.
Они стояли вместе, наверное, как и тогда в 46-ом, когда Фёдора Хопрова вновь заставила боевая рана лечь в госпиталь, когда только-только кончилась долгая, очень долгая для него война.
Два ордена Отечественной войны I степени, два ордена Красной Звезды, медаль «За оборону Москвы», «За Победу над Германией», «За Победу над Японией», ещё резче бросались в глаза на старом кителе образца 1931 года, в котором стоял Фёдор Фёдорович, обнимая свою жену, другой рукой придерживаясь за госпитальную койку.
Он убедительно просил не фотографировать его в больничной пижаме. Как-то по-армейски заторопился, одевая свою форму, будто боялся, что мы запечатлеем его не «по форме одетым» … А потом так и не снял старый китель военврача II ранга… провожал нас до выхода из хирургического отделения военного госпиталя г. Минска…
Адрес командира 435 Отдельного медико-санитарного батальона, входящего в состав 344-й Рославльской дивизии, мы нашли уже в самом походе… Но на телефонный звонок никто не отвечал. Мы долго звонили, но дверь квартиры №6 так и не открылась…! Обидно было уйти из этого дома, так и не узнав ничего о Хопрове Фёдоре Фёдоровиче. Стали обзванивать соседей по лестничной площадке. Первые – открывшие ничего определённого сказать не могли, ссылаясь на следующих соседей… Вторую дверь открыл пожилой мужчина, всё как-то всматривался в нашу одежду, будто изучал нас, а потом рассказал о случившемся. Оказалось, что супруги Хопровы сейчас в военном госпитале. Узнав, что мы хотели бы посетить Хопрова Ф. Ф., нам сразу предоставили белые халаты, объяснили, как пройти в эту палату. В палате никого не было. Нездоровая тревога, потихоньку, выживая из нас мысль о предстоящей встрече, охватывала сердце.
«Вы к Фёдору Фёдоровичу» ‑ окликнул нас один из больных, ‑ «генерал» сейчас на прогулке, вы подождите». Медсестра позвонила жене и попросила прийти её в отделение. Анна Георгиевна долго удивлялась, как мы их нашли, обрадованно смотрела на наши лица, всё чаще поглядывала на дверь палаты.
Фёдор Фёдорович вышел как-то тихо, и ничто не выдавало в нём «генерала». Уже потом; в беседе мы узнали, что Хопров Ф. Ф. сейчас полковник в отставке, «Генерал» – так его называет из уважения весь госпиталь, все больные от солдата до генерала.
«Дрались за Москву… в районе Волокамского шоссе… в январе 42-го перешли в контрнаступление. В 43-м освободили Рославль, затем Белоруссию. Войну закончили в Прибалтике.
‑ Вот так – в 20-ти словах уместилась вся война у врача фронтовика. Молчание… О чём спросить?! А, может, о чём рассказать?!
Было трудно вот так как-то сразу заговорить с человеком, которого видишь впервые, просить его рассказать о жизни, может даже причиняя боль… Война есть война. Всё там было. И смерть в твоих руках, и…
‑ Много ли вам может рассказать военный врач? Который почти не видел передовой? – оправдывался Фёдор Фёдорович. И снова молчание…
Помогла Анна Георгиевна, рассказала об одной неожиданной встрече, состоявшейся 2 года назад. К Фёдору Фёдоровичу подошёл инвалид Великой Отечественной войны, обратившись к нему по воинскому званию, вспомнил о потерянной на войне ноге, ампутированной хирургом Хопровым. Фёдор Фёдорович так его и не вспомнил. А сколько их было?! Кто подсчитает?! Сколько человеческих жизней прошло через руки военврача? Потом Фёдор Фёдорович рассказывал о своих товарищах, негласных героях большой войны, а о нём мы так многого и не услышали.
Мы долго прощались…и не могли переступить порог палаты. Всё искали какие-то очень нужные слова…
«Вы не обижайтесь на него, он всегда так. Всё о людях думает, а о себе забывает», – проронила Анна Георгиевна, прощаясь с нами у ворот госпиталя.
Автор: Зинуров А.
ДЕТИ ВОЙНЫ
4-й отдел Оршанского военкомата. Передо мной на столе ящики с карточками погибших, их тысячи: на бойцов, партизан, местных жителей. Ящики… как много они вмещают в себя жизней, судеб человеческих. За каждым небольшим форматным листом – жизнь; год рождения 1897, этот был бы мне дедом, а вот пошли 1924, 1925, 1926 года. Сейчас я старше их. Погиб – юго-восточнее Орши, сгорел в танке, пропал без вести. Горькая правда войны, иначе это не назовёшь. Такая маленькая карточка, а как много за ней стоит: рядовой Афанасьев, 1926 года рождения, погиб – 1944 год, адрес матери и вс ё. А так ли это? Просматривая тысячи карточек, сознание невольно притупляется, но всё равно задумываешься: а ведь и у него, рядового Афанасьева, есть мама, вот ей адрес, есть любимая девушка, вернее была, а может и так, что обе эти женщины до сих пор ждут своего самого любимого человека, а ведь это невыносимо для матери знать, что ею рождённый ребёнок умер, что ей не придётся качать на руках внука. Горько осознавать это.
И моя бабушка всю жизнь ждала своего Мишеньку, не дождалась… Но ещё горше встречать среди погибших имена детей. Это вонзается в сердце и становится больно от того, что с ними сделали. Дети… самые безвинные и беззащитные, кого мы больше всего любим, наша радость и надежда, они больше всего страдали от этого варварства.
Маршрут нашего похода прошёл по Белоруссии. Мы были в местах, где во время оккупации была Советская власть, где люди жили по нашим советским законам. Мы многое знаем о героях-партизанах. Об этом написаны книги, рассказы, ходят легенды, сложены песни. И я в детстве очень много читал о моих сверстниках – лётчиках, юнгах, партизанах. Но то, что я увидел, меня потрясло: год рождения 1931, год смерти 1942, партизанская разведчица из бригады К. Заслонова, зверски замучена в застенках гестапо города Орша. Нет даже места захоронения. Но как много смысла за этими датами 1931-1942. Ребёнок… В свои неполные одиннадцать лет отдала жизнь за меня, за нас. Мне 20, а что я сделал за это время? Ведь я почти в два раза старше её. Мы поколение, родившееся после этой страшной войны. В моей жизни это не первая встреча с такой страшной правдой. Читая карточки, как-то свыкаешься с мыслью, понимаешь, что взрослые встают в строй защитников Родины по необходимости. Но дети, оправданы ли их смерти? Невольно задаёшь вопрос: «Что это – подвиг?». Подвиг в 11 лет. Принято считать, что дети, при их чувствах, при их ранимой душе не осознают своих поступков, не задумываются о страхе, о последствиях. Но они шли насмерть, они погибали, делали всё сознательно и осмысленно, рвались в бой, плакали и просили, чтоб их послали в разведку. Они страдали от того, что их оберегали; они считали себя причастными к тому, что делают взрослые.
Всматриваясь в карточку этой девочки, хочется увидеть её лицо. И я вижу её глаза: глаза ребёнка, которые увидели то, что не увидим мы. Детские глаза, в которых должна была светиться радость.
Автор: Морозов А.
ЛЮБИТЬ И ЖДАТЬ
Вспоминая войну, мы чаще говорим о сражениях, боевых операциях, в которых вся тяжесть невзгод ложилась на плечи мужчин. Но мы не почувствуем войну, если забудем о другой стороне – женской боли и страданиях. Мне кажется, что Она воспринимала войну несколько иначе, по-своему, по-женски… Это я очень хорошо поняла в своём первом зимнем походе, когда познакомилась с удивительными женщинами. Первая встреча состоялась в Москве, когда пришли к Владимиру Георгиевичу Дергачеву. Но т.к. хозяина не оказалось дома, то поговорили с его женой. Слушала я Зинаиду Степановну и невольно сравнивала наши возможности в 18-19 лет. Её юность стала преждевременной взрослостью; она увидела то, что не увижу я.
Роковой 41-й… Группа девчонок, окончивших курс медсестёр, пришла в военкомат. Но им, несовершеннолетним, было отказано в отправке на фронт. А через год пришла повестка. Передовая, сортировочный пункт, а из медперсонала одна только Зина. Больше нет сил смотреть, ком в горле, на надо перевязывать, рассортировать раненых, и даже не знаешь к кому кинуться, кому помочь в первую очередь, а кому потом.
Вот госпиталь, он – полевой, походный.
Он полон рванью, рухлядью пехотной.
Ранения в пах, в голову, в живот.
До свадьбы заживёт? Не заживёт.
Кровь, стоны, искалеченные тела, перевязки – и так каждый день. Они, молодые, девушки в гимнастёрках из сурового сукна, ждали весны, любви, а перед глазами раненые, исковерканные судьбы, рухнувшие надежды. «Порой казалось, что в этой войне не осталось ни одного целого мужчины», –говорит Зинаида Степановна. Вот они, слова боли, идущие из самого сердца, выражавшие самое сокровенное, личное.
Кричим. Кричим! Кричим!!! И ждём
покуда
приходит фельдшер – на боку наган.
Убей! Товарищ командир! Паскуда!
Ушёл подлюга! На своих ногах.
И помогали быстро повзрослевшие девчонки добрым словом, чутким отношением вновь обрести волю, веру в жизнь и в себя. «Бывало, захочет паренёк закурить, а не может, рук нет. И стоишь около него, папироску держишь, пока не покурит.» Со многими Зинаида Степановна дружила, переписывалась, в госпитале познакомилась с Дергачевым. Вскоре Владимир Георгиевич и Зинаида Степановна поженились.
А потом два длинных года ожидания и переживания. И сейчас она показывает нам пожелтевшие треугольники с номерами полевой почты как самое дорогое в жизни.
Письма с фронта, старые фотографии, им уже столько лет. Когда я их смотрю, знаю, что между теми людьми и мной годы, полные жизни и событий. Но всё же они близки мне, нас связывает память. В Горках мы познакомились с Бороновой О.Д. Самое первое, на что я обратила внимание, войдя в дом, это большая довоенная фотография Ольги Дмитриевны. Красивая девушка, улыбающаяся с фото и стоящая передо мной женщина с лицом покрытым сеточкой морщин, но таким же красивым. Женственность и сила соединяются в её облике, и глаза, они много выражают. Вспоминала она войну со слезами на глазах, тяжело было бередить память. За месяц до войны Ольга Дмитриевна вышла замуж за лейтенанта, жили они недалеко от границы. Но счастье оказалось недолгим: в первые же дни войны муж пропал без вести. Она осталась одна, но надо было в этом столпотворении выжить. Вспомнила Ольга Дмитриевна, как добиралась к матери в Горки, она впервые увидела немецкие танки. Даже не было страха, лишь нечеловеческая ненависть и удивление. Зачем эти железные махины с крестами вторглись на нашу землю? Страшно стало позже, когда она увидела издевательства, побои, казни партизан и односельчан, на которые сгоняли всех от мала до велика, когда уже не наденешь любимого платья в горошек. Как говорят, беда не приходит одна. В управе узнали, что она была замужем за офицером Красной Армии, ей грозила отправка в Германию. Но чтобы спастись она стала женой местного жителя – Ивана Воронова. А «местным» Иван Иванович тоже стал в недолгие сроки, когда не смог выйти из окружения и остался на оккупированной земле. Оккупация зверства фашистов, сегодня ты жив, а завтра – не знаешь, наверное, трудно в таких условиях не ожесточиться, остаться женщиной. А Ольга Дмитриевна смогла, иначе было нельзя, потому что в лесу, где жители часто прятались от карателей, она родила сына Валентина и одна растила его. Ивана Ивановича вторично мобилизовали, и ещё долго, даже после окончания войны, пришлось ждать мужа. Но несмотря на всё – что было Ольга Дмитриевна счастлива, счастлива по-настоящему.
Разные судьбы, разные лица женщин, отпечатавшиеся в памяти. Жизнь каждой из них, вышедших из «человеческой мясорубки», стало символом женской стойкости, верности, веры.
Автор: Степанова
ОПЕРАЦИЯ «ПИСЬМО»
Десятки писем с просьбами и благодарностями, официальными запросами и рассказами о самом сокровенном приходят в адрес «десанта»: И все они проходят через руки Людмилы. И в том, что письмо не останется без ответа, проявляется не только чувство долга, ответственности за своё дело, но и отзывчивость, широта её искренне доброй души.
Многие говорят о том, что стоит ли через столько лет ворошить старое, бередить старые раны. Стоит ли вообще напоминать людям о прошлом?
Мне кажется, стоит. И подтверждением этому – письма, письма, которые приходят ежедневно. И в каждом письме боль, слёзы, радость. Вот такие строки из письма: «Большое вам спасибо за то, что вы помогаете многим людям узнать о судьбе их родственников, помогаете найти место, где хранятся останки павших бойцов. Какое счастье – через столько лет узнать, где похоронен близкий тебе человек! И как должны быть благодарны вам люди! Вот и моя мама, как прочла ваше письмо, долго плакала, говорит – «как будто я его заново похоронила».
Молодым иногда бывает трудно понять, отчего у людей, переживших войну, проживших жизнь такая тяга к тому, чтобы не потерять родные нити. Война раскидала всех по стране, и не всегда есть возможность съездить на могилу, потому что часто нет точного адреса захоронения. И даже такая, казалось бы, бумажная чёрная работа, когда в день приходится перекладывать тысячи карточек погибших воинов, становится самой интересной и желанной. И если бы из ста посланных нами писем, хотя бы в одном доме узнают, где похоронен близкий им человек, это уже о чём-то говорит, это уже не даёт нам права успокаиваться. В прошлом году мы попробовали напечатать фамилии погибших воинов в районных газетах Татарии. И получилось. Статьи опубликовали, и полетели из разных концов Татарии письма с просьбой выслать адреса захоронений. Но бывало так, что письмо наше долго бродило по свету, пересылалось из одного конца в другой, и когда в конечном итоге находило адресата, иногда уже было поздно.
«… Село наше Головкино уже давно снесли, и мы живём в р. п. Старая Майна, работники почты всё-таки разыскали нас и вручили ваше письмо…»
«… Наша мама умерла три года назад, отец ещё раньше. Мама очень хотела узнать, где похоронен её сын, поклониться той земле. Он погиб молодым, не дожив до 18-ти. Ему было 17 лет и 10 месяцев…»
В каждом письме – судьба. Люди рассказывают о себе, о своих близких, о том, какие тяготы им пришлось перенести в суровые годы войны, о том, как сиротам помогали совершенно не знакомые люди, помогали не пропасть, не затеряться; о том, как было трудно, о том, как держались друг за друга, о том, как остались живы.
Приходят не только письма. Идут к нам люди сами, с надеждой хоть что-нибудь узнать. Совсем недавно приезжал родственник Полтанова В. И., погибшего в боях за Калужскую область. Все эти годы родные Полтанова считали, что он похоронен под Орлом. И только спустя 44 года после похоронки пришла в их дом правда о близком человеке.
‑ «… Работаю шофёром и не раз за это время проезжал почти рядом с могилой дяди. Знать бы раньше, заехал бы, прибрал бы». Однажды столкнувшись с десантом, поверив в нас, люди просят разыскать отца, деда, мужа, брата. «… Моя мама дедушку даже не видела, она говорит: «Если живым не суждено было увидеть, то хоть на могилу посмотреть.» А на день Победы на площадь хоть вообще не пускай. Плачет сильно…»
Окончен поход 1987 года. Привезено более 800 фамилий погибших воинов-земляков; воинов 344 стр. див. И опять полетят в разные концы страны похоронки 80-х.
Автор: Евсеева Л.
КАК ДЕЛА, МУЗЕЙ?
Каждый вторник с 9.00 начинается дежурство десанта нашего факультета в музее. В очередной раз приходим сюда с надеждой сегодня провести хотя бы одну экскурсию, и в очередной раз кроме редких одиночек (в основном студентов, проходящих военную подготовку) – никого. Быть может, в таком музее нет необходимости? Этот вопрос покажется просто кощунственным, если заглянуть в книгу отзывов, вот отрывки некоторых из них:
«Низкий поклон и благодарность всем, кто не щадя себя, не жалея времени, ищет, находит и рассказывает нам о том, что пришлось пережить человечеству…»
«Здесь мы почувствовали, как жестока война по отношению к человеческим судьбам. Мы поняли, как прекрасен и нужен нам мир. Мы во что бы то ни стало, во имя погибших и живущих должны сберечь его!»
Эти слова говорят сами за себя. Да, музей необходим, и мы сами заинтересованы в том, чтобы как можно больше людей побывало в нём, ведь мы ведём поисковую работу не только для себя, а для всех, и в первую очередь для молодёжи.
Мы читали и читаем немало лекций о десанте, о походах, нашей работе и жизни. И в общем-то, как правило, эти лекции воспринимаются хорошо. Но, если сравнить просто обыкновенную лекцию, и экскурсию в музей, явно видно преимущество последней. Почему? Во-первых, лучше воспринимается, т.к. в подтверждение словам есть экспонаты; во-вторых, экскурсия гораздо больше может раскрыть суть и необходимость нашей работы; и в-третьих, – это просто интереснее.
Но, в отличие от лекции, организовать экскурсию в музей значительно труднее, да и в десанте нет ещё определённых навыков. Вопрос сейчас в том, как выработать бесперебойную систему работы в музее таким образом, чтобы всё, что мы делаем, не оставалось только в нашем сознании, а получило как можно большее распространение. Мало просто упоминать о музее в своих лекциях, как мы делали это раньше; необходимо сразу же организовать экскурсию. Интересен опыт десанта ВМК [факультет вычислительной математики и кибернетики], который лучше всего работает в музее, путевки за лекции у них принимаются только в том случае, если лектор провёл экскурсию. Кроме того, можно использовать следующую систему. Обычно в каждом учебном заведении одним из мероприятий заранее планируется культпоходы в музеи. Можно взять отдельную школу или училище и через комитет комсомола и совет дружины согласовать сроки проведения экскурсии в каждом классе. И не оставлять это учебное заведение до тех пор, пока все группы не побывают в музее и лишь затем переходить в другой школе.
Работа в музее – одна из проблем нашего десанта. И у нас на заседании эта проблема не раз поднималась. Но от неё обычно сознательно уклонялись. Сейчас уже экскурсии в музее ввели в зачёт Мемориала, и всё равно до сих пор эта работа не налажена. Необходимо ещё раз поднять этот вопрос и найти какие-то оптимальные решения.
Автор: Подопригора Т.
Мнение заинтересованного человека
МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ
Первое серьёзное дело, с которым пришлось столкнуться в походе, с чего началась собственно наша работа, было посещение ветерана, воевавшего в нашей дивизии. Может быть, поэтому так обостренно воспринималась эта встреча, так врезалась в память.
Каждый человек интересен, но первый мой ветеран, Тихон Павлович Антоненко, личность неординарная, удивительная. При встрече с ним с первой минуты чувствуешь, как легко умеет он расположить к себе, окружить гостя заботой, отеческим вниманием.
Тихон Павлович сейчас является заместителем председателя Совета ветеранов 344-й Рославльской стрелковой дивизии. Войну он прошёл начштабом артиллерийского дивизиона. Был ранен, чудом выжил (его уже отправили в морг, только то, что он слабо застонал, спасло его). О том, что это за человек говорит хотя бы то, что к началу войны он в звании ефрейтора стал начальником штаба. То время он вспоминал как самое трудное. Приходилось учить новобранцев на деревянных макетах, катастрофически не хватало орудий, боеприпасов (боеприпасов, по его словам, не хватало всегда, вплоть до операции «Багратион»). Достаточно сказать, что во время боёв на Варшавском шоссе на бой выдавали по пять снарядов. Воевали не количеством, а умением. Так в артдивизионе изобрели пушку-крепость.
На войне на первое место выходило общее дело, «мы». Ветераны, рассказывая о ней, больше говорят не о себе. О боях, о друзьях. Так и Тихон Павлович мало рассказал о себе. Постепенно свёл он разговор на своих товарищей, на тех, кого теперь нет – на Лозанова Михаила Дмитриевича, командира третьего гаубичного дивизиона, капитана Руденко и многих других. Каждый из них для Тихона Павловича жив до сих пор. Самым главным в этой встрече для меня было не то, что мы собрали определённый материал, а подтверждение тех мыслей, которые я носила в себе.
Нашему поколению повезло. Мы ещё имеем возможность видеть, расспрашивать ветеранов. Не все ещё ушли, хотя многих уже нет. Тихон Павлович при нас просматривал списки дивизии, останавливаясь глазами на знакомых фамилиях, повторял: «Этого уже нет. Этого в прошлом году похоронили, этого…» Каждая потеря отзывалась в нём болью, словно уходили самые близкие, и он оставался каждый раз в ещё более сузившимся кругу друзей.
Почему нам было так легко с ним? Наверное, потому, что он был честен с нами. Эти люди прошли через пекло, в котором человек раскрывается полностью, которое не оставляет места для фальши. Война вырвала огромный пласт из их жизни, покалечила судьбы и души, потому так чувствительны к тому, как мы понимаем и чувствуем войну, так чувствительны к неправде о войне, к малейшей неточности, фальши, к слащавости, так хотят всё передать нам.
То, как подробно, желая всё донести до нас, всё самое важное, выстраданное, говорил он, невольно наталкивало на мысль, что не так уж часты такие встречи для ветеранов. Не встречи сами по себе, а встречи с равноправными, всерьёз заинтересованными собеседниками. В самом деле, иногда приходится наталкиваться с удивлением на скованность ветеранов, нежелание разговаривать. Лишь с большим трудом удаётся добиться перелома в настроении, после которого у человека оживают глаза, он достаёт заветные письма, фотографии, вспоминает множество интереснейших живых эпизодов. Человек делится с тобой самым дорогим – воспоминаниями, мыслями о прожитой жизни, не боясь, что его где-то неправильно поймут. Но откуда-то отчуждение в начале разговора? Не следы ли это ожогов от предыдущих казённых, заорганизованных встреч с молодёжью, которые превращаются часто в монолог с трибуны, с обязательными цветами, вежливыми хлопками и далёкими аплодисментами, чужими глазами слушателей задних рядов, уткнувшихся во время выступления в какую-нибудь книгу. Ветераны, в большинстве своём, люди простые, не ораторы, к тому же их часто подводит вполне понятное волнение. Да и с трибуны положено говорить громко. А о войне правду не расскажешь громко и красиво. В результате откровенного, душевного разговора не выходит. А он им нужен, этот разговор с нами, сегодняшними сверстниками тех ребят из сороковых, и когда такой разговор удаётся, они бесконечно благодарны нам. В этом проявляется одна из благородных миссий десанта – устанавливать связь между ними и сегодняшним поколением, неформальную, живую связь. И всё-таки бесконечно велик наш человеческий долг перед ними, и несоразмерно скупо возвращаем мы его.
В такие минуты, какие провели мы у Тихона Павловича, особенно отчётливо, не книжно и до потрясения реально осознаёшь, что мы – их надежда, мост между ними и теми, кто придёт за нами. То, что мы упустим, не выслушаем, не запишем, никто уже не узнает. Особенно мне запомнились слова: «Жить не в тягость другому, честно нести свой крест – самый большой подвиг.» Эти слова прямо относятся к нам. Что это? Наша сытая, мирная жизнь труднее жизни военной? Наверное, он прав. В материальном смысле наша жизнь, конечно, легче. Но Тихон Павлович имеет в виду другое. Под жизнью он понимает жизнь духовную. Она стала труднее. Война задала жёсткие рамки поведения. Моральный выбор был облегчен экстремальностью ситуации: либо сделать всё, чтобы победила Родина, и тем самым спасти всё, что дорого тебе, отстоять своё право на жизнь в тех условиях, которые обеспечивают тебе возможность выразить себя как личность; либо думать о своей шкуре. Это означало или прямое предательство, или паразитизм, что равнозначно смерти более страшной – духовной.
Современная жизнь не ставит перед нами жёсткой необходимости выбирать между «да» и «нет». Порядочным человеком сейчас быть труднее.
Порядочности нас учат эти немолодые, пережившие войну люди. Тихон Павлович – один из них.
Автор: Субханкулова В.
МЫ – ДЕСАНТ
АГИТКА
Агитка новая – проблемы старые. Настало время серьёзно разобраться в них. Кому, как ни руководителю агитбригады Алексею Оглезневу знать о всех трудностях…
Что случилось с «агиткой»? Вопрос уже почти риторический. На протяжении последних двух лет он повторялся так часто, что фактически перестал привлекать к себе внимание. И что самое интересное: этот вопрос задают почти все, причём каждый уверен, что знают на него ответ. Так сказать, докопались до истины, посмотрели на неё и успокоились. А в результате недосягаемый когда-то в этом отношении истфак скатился вниз, причём так стремительно и неожиданно для многих, что это падение сочли нелепой случайностью. Что ж, случайность хороша тем, что позволяет оправдать многие пробелы. И всё же, ещё раз попытаемся спросить себя: что случилось с «агиткой»?
Наверно, немаловажным показателем качества выступлений агитбригады является место, занятое на конкурсе агитбригад «Снежных десантов» КГУ. В этом году у истфака КГУ V место. Хорошо это или плохо? Ну, вроде бы, ничего, примерно такое мнение было у большинства, ведь по сравнению с прошлым годом наметился явный прогресс. Но ведь это по сравнению с прошлым годом. А если для сравнения брать другие года. Тогда плохо, и не просто плохо, а стыдно. Ведь до сих пор мы витаем в облаках былой славы, причём явно незаслуженно витаем. От истфака ждут многого, не случайно другие факультеты ждали именно нашего выступления. Нельзя нас упрекать в том, что агитбригада не готовилась к конкурсу. Работа была проделана немалая. И по содержанию наша композиция явно выделялась среди остальных. Что же произошло? Подвела нас наша старая болезнь – состав агитбригады каждый год меняется на 100%. В композиции участвуют люди, практически не имеющие опыта выступлений.
Ребята очень старались, и последние репетиции давали право надеяться на более высокое место. Но произошёл срыв. Недостаток опыта и излишнее волнение отодвинули нас на V место. Как это мы сейчас любим говорить: перегорели раньше времени.
Теперь немного о тех, кто в настоящее время составляет «агитку». Начну, пожалуй, с Лили Газизуллиной – единственной дамы в нашем мужском коллективе. Наверное, только она одна из всех участников агитбригады не имеет замечаний. То есть нет, это сказано не совсем верно, замечания – они всегда были, есть и будут. Но своим отношением к выступлениям, работе, причём работе довольно нервной, её можно выделить среди остальных. Для «агитки» она в какой-то мере явилась находкой. Во всяком случае, я не знаю никого, кто лучше неё прочёл бы стихи из композиции.
Вадим Шагалин. Человек, который на каждом выступлении выкладывается на все сто. С большой ответственностью, пожалуй, даже с пунктуальностью, относится к любому поручению. Иногда во время концерта его подводит излишнее волнение, но, безусловно, он может и должен работать в агитбригаде.
Радик Муллахметов. Самый молодой и, если можно так выразиться, самый перспективный из нас. Но в данный момент ему более удаётся всё же лирическая часть. Возможно, это происходит потому, что в военной композиции выступающей поставлен в довольно определённые рамки, в то время как лирическая часть предполагает импровизацию, а именно в импровизации Радик, в виду его прирождённой артистичности, особенно силён.
Александр Морозов. Возможно, ему труднее, чем остальным давалась работа в агитбригаде. Надо учитывать его занятость на факультете. И тем не менее нельзя не отметить как вырос уровень его выступлений за очень короткий срок.
Ну, и последний – это я. О себе писать не принято, но я попробую, буквально несколько строк. То, что я буду участвовать в выступлениях агитбригады, я знал с момента прихода в десант. Может мне было легче, чем остальным, так как я имел опыт выступлений на концертах. Возможно поэтому был назначен руководителем агитбригады. Проблем с составом, к сожалению, много. Это прежде всего отсутствие людей, умеющих играть на гитаре. Ну и конечно, отсутствие хороших голосов. Отсюда ограниченность песенного репертуара.
Немного поговорив о самих себе, перейдём к тому, что же мы непосредственно даём на концертах. Нет, внешне вроде бы ничего не благополучного не проявляется (хочу здесь сразу оговориться, что речь идёт о выступлениях перед четырнадцати-двадцатипятилетней аудиторией). Для более полной обрисовки ситуации я буду рассматривать военную и лирическую части программы отдельно. Итак, первой возьмём военную часть. Или как мы говорим, основную часть программы. К сожалению, в последнее время мы лишь только говорим об этом, а на самом деле выходит всё наоборот. Естественно, было бы наивно полагать, что, вот мол, пришёл «Снежный десант» и все сразу заинтересовались темой Великой Отечественной войны, ну а если говорить об агитбригаде, то, соответственно военными стихами, песнями и непосредственно композицией. Речь идёт о том, что агитбригада своей концертной деятельностью должна заставить людей вспомнить войну.
К сожалению, наше поколение благодаря непонятно чьим стараниям всё чаще представляет себе её как блестящий фейерверк побед Красной Армии, к тому же заорганизованность и формализм в военно-патриотической работе сделали своё чёрное дело. Но не надо всё валить на зрителя. Ограниченность военного репертуара и невысокое качество исполнения, в этом, прежде всего, необходимо искать причины нынешнего положения дел. Кроме этого может быть стоит подумать о том, каким образом строить военную часть программы. Возможно, было бы целесообразно иметь в репертуаре несколько коротких композиций, рассчитанных на два-три человека, так как собрать агитбригаду в полном составе удаётся далеко не всегда. Особенно это было бы полезно для походного периода, чтобы дать возможность участникам агитбригады поработать в составе поисковых групп.
Теперь о лирической программе. Опять же внешнее благополучие здесь на лицо. Можно было бы и дальше пользоваться давно испытанными миниатюрами. Но вот, например, для исторического факультета нам было бы уже затруднительно давать лирическую программу, так как многое из неё историкам хорошо известно. Давно назрела необходимость обновления репертуара. Особенно это касается миниатюр. Если взять песенный репертуар, то здесь, по-моему, надо увеличить число именно лирических песен, чтобы не было резкого перехода от первой части ко второй.
Хотелось бы затронуть такой вопрос, как соотношение в концертах военной и лирической программы. В настоящее время вторая явно преобладает над первой, то есть агитбригада фактически даёт развлекательную программу. Мне кажется, что такое положение дел для нас неприемлемо. Конечно, не стоит отказываться от лирической части. Но надо помнить, что мы являемся агитбригадой именно «Снежного десанта» и в первую очередь должны заниматься военно-патриотическим воспитанием.
Наиболее полное представление об агитке можно получить в походе. Здесь ясно проявляются все её слабые и сильные стороны. Кроме того, походная практика даёт уникальную возможность приобрести опыт выступлений перед самой разнообразной аудиторией. Итак, что же показал зимний поход 1987 года. Можно смело сказать, что агитбригада заявила о себе. В целом выступления имели явный успех. С каждым концертом росло их качество. Впервые в этом походе я видел слёзы на глазах у женщин во время военной программы. Ребята старались, и за это им большое спасибо. Однако, так же чётко проявились наши недостатки. Это, прежде всего – явно недостаточный размер репертуара. Очень часто приходилось выступать перед совсем юными зрителями, и здесь мы явно выглядели растерянными. Остро встала проблема детской программы.
Сейчас поход завершён, но выступления продолжаются. Впереди нас ждёт большая и сложная работа над новым репертуаром. Несмотря на то, что выступления агитки теперь не учитываются в работе «Снежных десантов» (лично моё отношение к этому решению отрицательное, так как я считаю, что это заметно снизит активность агитбригады, что в конечном итоге отразится на уровне культурно-массового направления в деятельности «Снежных десантов»); мы должны стремиться как можно чаще выходить на различные аудитории. Вероятнее всего, в агитбригаду придут новые люди, а это значит, что работу придётся начинать практически с нуля. Уже сейчас ясно, что в будущем году возникнут осложнения с новой композицией, поэтому, как мне кажется, подумать над этим стоит уже сейчас, чтобы иметь возможность несколько раз выступить с ней во время осеннего похода. Ну и естественно, репертуар должен быть расширен, чтобы имелся достаточный песенный запас, рассчитанный на аудиторию самого различного возраста. Короче, надо работать. Слова, какими бы хорошими они не были, всегда останутся словами. Дела же говорят сами за себя. И верится, что в будущем году вопрос: что случилось с «агиткой» будет иметь совсем другой смысл.
Автор: Оглезнев
В ПЕРВЫЙ РАЗ
Недорезов как-то раз удивился: «А что она всё молчит?» Не укладывалось в голове: выступает в агитке – и неплохо выступает, а вот в обыденной жизни – молчит. Зато с Лёшкой. Лиля спорит часто – и как спорит!
Альфия – боец «Снежного десанта» биофака. Трудно, наверное, идти в поход с незнакомыми людьми. Своим отношением к делу и доброжелательностью Альфия быстро сработалась с коллективом, внесла свой вклад в наше общее дело. И ещё, Альфия – добрый и отзывчивый человек.
Венера – из тех людей, которые раскрываются не сразу. Сначала она всё больше отмалчивалась, старалась уйти в тень. Поход помог ей обрести себя, найти свой место в «десанте».
Вадим очень добрый. И этой доброты у него хватает на всех. И раздаёт он её всем, без остатка. Его мягкость давно стала объектом шуток и подначек в «десанте» – народ у нас такой, палец в рот не клади… Вадик не обижается.
Если поздним вечером где-то шум и смех, с уверенностью можно сказать, что там Олег. Несмотря на свою усталость, он всегда поднимет в коллективе настроение. Иногда кажется, что всё ему даётся так же легко и быстро. За этим кроются, наверное, две его основные черты: никогда не опускать руки и работать, выкладываясь до конца.
Ильгин вернулся из советской армии прошлой осенью. Сразу же пришёл в «десант». Брался за любую, пусть черновую и незаметную, работу. Его не трудно найти, Ильгин там, где кому-то нужна помощь.
Радик пришёл в десант через два месяца после поступления в университет. Первое впечатление – тихий, даже скромный. Работа показала, что он очень увлечённый человек и многое может сделать, особенно в агитке. И вот позади первый поход. Экзамен на знание десантника сдан.
Что может сделать маленькая хрупкая девчонка? Инна требовательно просила работы, так начиналось её утверждение в десанте. И не случайно ей поручена летопись похода. Что ж, так держать, Инна!
Начало похода и неожиданный пеший переход на 35 км. Эта ночь на дороге ещё более сблизила нас с Адалатом. Теперь уже трудно представить наш десант без этого скромного парня с биофака.
Люда пошла в свой первый зимний поход на втором курсе, имея два года работы в десанте, стройотряд десанта и осенний поход. Благодаря профилактической работе комсостава у Людмилы (а она ходила в поход врачом) забот было немного – болели мало и неохотно. Но зато в поиске было немало трудностей: и 35-ти километровый переход, и ночёвка в дачном домике, и сложность с отчётами и боевыми листами. Мы верим в Люду. У неё в десанте ещё всё впереди.
Первый год Алевтину в «десанте» мало кто принимал всерьёз: девчонка ещё, не доросла до походов. А сейчас трудно представить нас без Альки, её доброго, незлобного юмора, ровного настроения. Именно такие люди определяют атмосферу в «десанте». Только бы прибавить её исполнительской дисциплины да комсоставу гонять побольше – глядишь, и хороший десантник получится.
Хамит в армии служил в морской пехоте. Потом рабфак, истфак и «десант». Хамит внешне флегматик, спокоен даже в самых сложных и комических ситуациях. Зато на футболе – это накал страстей. Учитывая все эти факторы – на Хамита возлагались трудные, ответственные задания.
Мой первый поход
«Снежный десант» вошёл в мою жизнь как яркое неожиданное открытие. И я не жалею об этом. Именно как открытие, потому что никогда в своей жизни я не встречал такого дружного сплочённого коллектива людей, занятого священным делом – возрождением неизвестных страниц нашего героического прошлого, прошлого моей Родины, моего народа, а значит, и моего прошлого. Коллектив людей, которые считают это дело святым, и ради этого бросают всё своё личное, полностью отдают себя работе.
Совсем другая атмосфера, отношения в десанте поразили меня. Работа, которая ведётся в «Снежном десанте» ни с чем не сравнима. Проходя службу в армии, работая на заводе, приходилось бывать в разных коллективах. Но я ещё не встречал такого коллектива, где отношения друг к другу, любовь и ответственность к выполняемой работе, в тоже время требовательность к себе и друг другу, были примером. Многие недооценивают работу «Снежного десанта», считая, что «Снежный десант» занимается совместным отдыхом. Может, через несколько лет поймут всю важность этой работы, и желающих работать будет больше. Но можем ли мы надеяться, что работа «Снежного десанта» будет иметь такую же роль как сегодня. Ведь основная работа – это поисковая работа, встречи с ветеранами. С каждым годом их становится всё меньше и меньше. Бывали случаи, приходишь к ветерану, и тебе сообщают, что он несколько месяцев тому назад умер.
Конечно, очень горько. Ведь каждый ветеран есть история. Могут ли дать столько материала литература и отрывки из кинофильмов, сколько даст одна встреча с ветераном. Я не хочу много говорить. Для того, чтобы это понять не умом, а сердцем надо быть в «Снежном десанте». Надо жить с десантом.
Автор: Багаутдинов Х.
Мой первый поход
Сейчас войну я воспринимаю совсем иначе. Не так как раньше. Раньше – это до похода, до клятвы, до бессонных ночей и пеших переходов, до встреч и разговоров с очевидцами боёв, до поиска, до моего первого возложения.
Горки. Могилёвская область. Первое возложение в походе. В этот день я впервые встретился с жестокостью войны. Мы шли строем по улицам и невольно ловили удивлённые взгляды прохожих и встречных людей. Шли к братской могиле, почтить память погибших. Поражает памятник: приспущенные знамёна за спиной, опустившейся на колени скорбящей матери, которая возлагает венок. Вот оно жестокое лицо войны. Это не просто братская могила. Это братская могила детей. Строй вышел. И замерли все. И только голос комиссара леденящим холодком проникал в душу… Здесь похоронены дети из Горецкого и окрестных детских домов и их воспитатели. Их не успели эвакуировать. А фашисты расстреляли всех. Детскую, такую маленькую, чистую жизнь резко и безжалостно оборвала автоматная очередь. А ведь они, наверное, тоже улыбались, радовались жизни, мечтали о том, что будет, когда вырастут и станут большими.
Как же так! Ведь это несовместимо – война и дети. Нет, этого не могли сделать люди! Как можно воевать с детьми! Как можно смотреть в их чистые, наполненные страхом глаза и стрелять в них. И громко смеяться в ответ на плач.
Медленно опустился венок на плиту. Минута молчания. Потом были ещё населённые пункты, десятки километров переходов, концерты, лекции, возложения. И каждый раз стоя у Вечного огня, мне казалось, что я встал лицом к лицу с теми, чьи имена, к сожалению, ещё не известны. Ведь это огромное обвинение нам, нашему поколению, то, что, часто говоря о войне приходится говорить о безымянных героях. Но ведь не было безымянных – были люди, имевшие своё лицо, свои надежды. Да, мы знаем о войне. Но знаем ли мы войну?
Мы поколение, которое ещё может встретиться с ветеранами и узнать правду о войне, о людях, которые не только выжили в этих ужасных нечеловеческих условиях войны, но и воевали: ежедневно, ежечасно. Ведь мы последние из тех, кто получает правду о войне из первых рук. Потом будет поздно. А ведь спросят с нас: «какие они были – люди войны?»
Автор: Даутов И.
20:45… Дверь медленно открылась и в зал вваливается агитбригада. Радостные восклицания, объятья, шутки – ещё бы, ведь целый день не виделись. Из шести поисковых групп, отправившихся по звёздному маршруту, возвратилась четвёртая… Две ещё пока в пути.
22:15… Через двадцать минут должен подойти последний автобус из Минска. Правда, можно ещё добраться пешком до трассы, но от неё до Воложина 12 километров. Старшие группы, находящиеся в маршруте, предупреждены – любой ценой добраться до Воложина – завтра передислокация, много работы, поэтому задерживаться в поиске нельзя… Командир и Саня Морозов медленно одеваются – только что с мороза, и снова надо выходить на улицу, встречать последний автобус.
22:35… Полупустой «Икарус» остановился у автовокзала. Из автобуса вышли несколько запоздалых пассажиров и поспешно скрылись по здешним, сельским, меркам поздно, пора домой. Морозов спрашивает у водителя, не видел ли по пути ребят с рюкзаками? Водитель отрицательно качает головой и исчезает в дверях автовокзала.
24:00… Остывает свежезаваренный чай, горкой лежат бутерброды, но к еде никто не притрагивается – по старой «десантской» традиции никто не садится за стол, пока не вернутся все группы. Комсостав тревожно переглядывается. Правда, повода для волнений особого нет – ребята все опытные, но всё же.
00:17… Весь окутанный инеем, словно Дед Мороз на новогодней открытке, солидно входит начальник штаба, за ним Инка – вернулась ещё одна, предпоследняя группа. Действительно, доехали до трассы, потом прошли двенадцать километров пешком… Не вернулась лишь группа Олега Недорезова. Командир отчитывает начальника штаба за опоздание: пока, мол, ты бегал по трассам как рядовой боец, кто за тебя будет выполнять твои прямые обязанности? Комиссар согласно кивает. Евгений, получив заряд бодрости, активно начинает собирать отчёты, документы, раскидывает завтрашний день…
01:10… Посмотрев на окончательно остывший чай, командир приказывает всем есть, и тем, кто свободен, ложиться спать. Спешно дописываются отчёты, вывешивается боевой листок. Зал постепенно затихает…
03:20… На шум хлопнувшей двери из спальника выскакивает Ильгиз, но … это вернулся командир. «Ты откуда?» – «Сходил на вокзал и в райком, посмотрел, висят ли наши записки, как нас искать». Хакимов проходит по коридору, включает свет в спортзале, увидев недоуменный взгляд Ильгиза, объясняет: «Увидят свет в зале, сразу поймут, где мы… в 1986 г. только так и нашёл наших в Мосальске – увидел свет в спортзале в два часа ночи, вот и шёл три километра на огонёк…» Ильгиз смотрит на посеревшее лицо командира, советует: «Иди, ложись, я пока посижу…»
05:30… На огонёк пришёл сторож – что такое, почему горит свет? Узнав в чём дело, посидел, повздыхал и ушёл…
07:20… В кафе «Ислочь» Оглезнев рассуждает о вкусных передачах, которые будут приносить комсоставу… Комиссар улыбается и говорит: «Главное, приносите почаще, а то в тюрьме макароны невкусные…» Поисковые группы идут в редакцию, райвоенкомат, Совет ветеранов, агитке предстоит дать три концерта. Хакимов идёт в райком комсомола, надо переговорить с секретарём, чтобы в случае появления Недорезова и компании тут же известил десант.
11:00… в интернат по пути с одного концерта на другой забегает агитбригада. Вопросительно смотрят на Хакимова… Зинуров ворчит: «Попадутся, три шкуры спущу с балбесов.» Разговоры о передачах в тюрьму приобретают остросюжетный характер.
11:30… У интерната останавливается райкомовская «Нива». Выходит Недорезов и его группа. Хакимов ждёт их на крыльце: «Сейчас завтракать и спать. Передачи в тюрьму отменяются». Это вслух, а про себя: «Слава богу, нашлись…»
Походы «Снежных десантов» отличаются от подобных не только по целям и задачам. В десантском походе работа и поиск ведутся отдельными группами, которые обычно работают автономно, отдельно от других. Встречаются все поздним вечером, чтобы подвести итоги, наметить планы, а самое главное – увидеть друг друга. В этом походе одна из групп не смогла вернуться из дальнего поиска. Пришла она только на следующий день. Что переживали в часы отсутствия те, кто ждал, и те, кто не пришёл.
В Волму поехал с Людой. Получилось так, что задание полностью выполнили только к вечеру. До Минска добрались хорошо, а вот дальше… Последний автобус ушёл, до Воложина «каких-то там» 78 километров. Путь по трассе Москва-Гродно начали, когда уже стемнело. Свои надежды добраться до базы связывали нас с попутками. А они одна за другой проносились мимо, нисколько не интересуясь нашими одинокими фигурами на пустынном ночном шоссе. Бодрые мысли о том, что есть возможность пройти больше, чем самые дальние поисковики похода, постепенно уступали место куда более мрачным размышлениям, что «… вот осталось 75 километров… 70… 65…» Короче, после бурного многословного обсуждения сложившегося положения, было принято решение заночевать в ближайшем подходящем для этого месте… Добрались до Воложина лишь к 11:00 следующего дня.
Этот поиск не был для меня самым дальним. И всё-таки именно он запомнился мне, наверно, на всю жизнь. Когда шли ночью по шоссе, было желание побить рекорд дальности пешего перехода. А когда укладывались спать, мысли были уже о другом. Вспомнил, что те, кто находится на базе, наверняка волнуются. Вспомнил, как ждали народ в Круглом. И все вернулись. Кто в час ночи, кто в четыре. А мы… Впервые за многие годы была нарушена традиция возвращения поисковых групп на базу.
Первым, когда добрались в Воложин, встретили Хакимова. Если бы вы видели его глаза. Чуть позже узнал: не вернись мы до 12:00, нас стали бы искать всем десантом.
Автор: Недорезов О.
ГОД ПРИЗЫВА – 82
Десант – это коллектив единомышленников. Но любой коллектив – это прежде всего люди с их характерами, вкусами, настроением. Поэтому трудно представить десант истфака середины 80-х без Фариды, Дамира, Лены…
На согретую июльским солнцем землю медленно опускались сумерки. Завтра мы уезжаем в Новотроицкое навестить стройотряд десанта. Вроде бы всё обговорили, закуплены подарки, выполнены все просьбы. Провожаю Фариду до автобусной остановки. День был тяжёлый, к вечеру язык на плече, а Фарида стрекочет, не умолкая… Потом задумывается, испытывающе смотрит на меня и говорит в упор: «Руст, а почему у нас комсостав всё решает сам, без нас?» Закуриваю, усмехаюсь… Всегда вот так у Фариды. Может потому, что принимает она все наши успехи и неудачи близко к сердцу, уж такой она человек.
В 1983 году началась смена поколений в десанте. В свой первый поход пошли Юра Давыдов, Серёга Федосеев, Дамир Даутов… И на этом фоне как-то затерялась вчерашняя школьница Фарида Мухаметзянова. И на следующий год, в зимний поход-84, Фариды вновь не было в списках: комсостав решил – пока ещё рано. Может быть у кого другого опустились бы руки. С Фаридой такого не случилось. Прошло два года, и уже никто не мог представить десант без Фариды. Быть в десанте руководителем архива – дело сложное. По сути дела, архив десанта – своеобразный мозг, хранилище всего того, что сделано десантом, от отчётов поисковых групп до кинофильмов, снятых в походе. И всё это надо классифицировать и содержать в порядке.
Так получилось, что в походе с Фаридой был всего один раз. В десанте трудно удивить кого-либо работоспособностью, но Фарида… Сданы все отчёты, все уже спят, лишь Фарида, притупившись в закутке, что-то пишет в блокноте. А на утро работает с полной отдачей, будто не было тех бессонных ночей. А вечером помогает писать отчёты, боевые листки, предлагает, спорит. Фарида была зачинателем многих дел в десанте. Одним из них стал музей. Раньше десанты университета почти не знали друг друга, работали каждый отдельно, варились в собственном соку. Именно музей постепенно стал той ниточкой, которая объединила десанты, а Фарида немало способствовала этому своей работой в музее.
Поездка в Долину. Сколько было споров, разногласий среди десантников. А позиция Фариды, её упорство растопило скептицизм и неверие многих. Сейчас Фарида сдаёт государственные экзамены. Остаётся мало времени. Надо думать о дипломе и о распределении. Но верю, по пятницам, в 19:00 в такую привычную аудиторию 1210 зайдёт Фарида, кинет привычное: «Привет, народ!» и займёт опять-таки привычное, традиционное место рядом с Рушей.
Мой первый поход стал первым и для Лены Пугалкиной, но здесь существует небольшая (хотя, для кого как) разница: я тогда учился на первом курсе, а Лена на четвёртом. Да и такое бывает. Пришла в «десант» на 1-ом, а в поход идёт на четвёртый год. По десантским меркам последние два курса именуются уже «стариками», и отношение к ним немного иное. Уважение к «старикам» возникает не от количества пройденных походов; десант – это прежде всего работа, работа круглый год. И несмотря на 1-ый поход, Лена для нас была «стариком», а значит мы прислушивались к её мнению, искали у неё ответы на вопросы. Сегодня Пугалкина Лена – пятикурсница, и мы прощаемся с ней. Трудно писать о человеке, хочется отразить всё, ничего не упустить.
Я знаю Лену как отличного повара. Не было ни одного десантского праздника, который не был бы украшенным искусно приготовленным Леной блюдом. Да и стол засервировать её хобби. Отличает её в этом деле расчётливость и, наверное, чуть-чуть колдовства. Совместный поход открыл для меня Лену-медработника. То, что в походе не обходится без простудных заболеваний, ясно каждому. Лена же умеет предупредить заболевание, а это в походе самое главное.
И может она это сделать и нужным словом, и добрым взглядом. Квартира Пугалкиной Лены стала для всех десантников родным домом. Всегда будут рады здесь любому десантнику, а если придёт не один, значит состоится небольшой праздник. Вот такая у нас Лена. Очень жаль, что столь скоротечны студенческие годы, сблизившие нас, но есть десант, который нас никогда не разлучит.
В походах Дамир всегда просился в самые трудные сложные маршруты. Вставал раньше всех, поднимал свою группу и появлялся только ночью, усталый, с блокнотом, полным новых данных и подробностей.
Дамир был включён в состав зимнего похода-83 в последний момент. Была клятва на Мамаевом кургане, была работа. Был переход на хутор Новая Надежда, к могиле экипажа Наумова. Из новичков туда поехал только Дамир.
После похода Дамир был избран ответственный за военно- патриотическую работу Казанского университета. Не каждому дано отработать на этом посту три с половиной года. Не всё ему давалось легко и сразу. Были споры, но в любом случае приходили к решению, от которого выигрывало наше дело. Дамир из тех, кто делает своё дело тихо и незаметно, из тех, на ком земля держится.
Конечно, сейчас забот прибавилось – семья, дочка Аделя. Но на десантский футбол Дамир выезжает постоянно. И не уходит без забитого гола, особенно удаются ему удары головой. Конечно, сейчас видимся реже, но Дамиру радуются в десанте всегда. С ним легко и надёжно. Вот такой он, Даутов…
ПОЧТИ ПО ЧЕХОВУ
Вечереет. Общежитие медленно погружается в сон. И когда, наконец, затихли неугомонные соседи по комнате, удалились взрывы хохота в коридоре, Ванька Жуков крадучись поднялся с жесткой койки, накинул старый полушубок и осторожно прокрался на кухню…
Тускло мерцала свеча, её огонёк метался от вездесущих сквозняков. На листы, украденные из папки начальника штаба, ложились безотрадные строчки:
«Милый дедушка Арчибальд Прокопыч! Шлёт тебе низкий поклон твой внук Ванька Жуков, отданный в учение. Живу я хорошо, чего и тебе желаю. Только вот записался я в «Снежный десант», хотел снег убирать на улице – оператором механизированной уборки, дворником, то есть. И повезли меня вчера за город. Смотрю – повылазили все на поле; ну, думаю, сейчас снег уберём и деньги получим. А у них в городе всё шиворот-навыворот, не убирают снег совсем, а утаптывают. А ещё мячик кинули, чтобы поле укатывал заместо катка. Схватил я мяч, покатил, а тут подбегает ко мне дворничиха, где-то её на четвёртом курсе видел, и бросает меня на снег. Ну, думаю, совсем городские ума лишились, человеками снег утаптывают, а они меня бросили и, а ну дальше мячик катать… А потом схватили меня и ейной мордой моей прямо в снег, да ещё по ногам стукнули».
Ванька вытер набежавшую слезу и продолжил дальше: «А потом, стою я, утаптываю снег, подбегает ко мне дворник, имя у него нерусское – комиссар, татарин, наверное, и кричит: «Чего, мол, стоишь, как баран, бегать надо, а геолог там был, Абдульманов, тот вообще дурак. Всё падал и падал во снег, полезные ископаемые искал, наверное… А камни там всякие, железо и золото, они ведь в снегу не водятся, глубоко в земле прячутся. Дак геолог всё понять этого не мог – как мяч возьмёт, побежит и носом в снег, искать свои ископаемые…
А как мяч в раму закатят, так все «гол» кричат и обнимаются, ну, совсем как в кино, которое у нас в Авдеевке три года назад последний раз показывали…»
Вспомнив Авдеевку, Ванька загрустил, всхлипнул, и представил, как дедушка его сладко посапывает у колхозного склада, его жучка Волчек развлекается ловлей местных и соседских мышей, а по деревне несётся запах парного молока и недалёкой свинофермы…
«Милый дедушка! Забери меня отсюда! Нету силы-моченьки терпеть! Ну хочешь, вместо тебя буду спать у колхозных складов, буду сапоги тебе чистить, а ты хоть целый день лежи на печи, да сны смотри. Я и снег буду на полях в колхозе утаптывать вместо трактора-снегозадержателя, трудодни зарабатывать, здесь в городе, на футболе здорово научился…»
Дописав письмо и облегчив душу, Ванька так и не успел дописать известный всем адрес: «На деревню дедушке». Здоровый сон сковал его измученное футбольное тело. Свеча догорела и потухла…
Пробуждение было неожиданным. Опять над душой стоял татарин комиссар и ворчал: «Опять проспал на футбол, мальчишка! Две минуты на сборы и бегом вниз, уже все собрались!»
И никуда не денется письмо. Ямщики географию знают. Дойдёт!