Уходите…
Скорей! –
вам уже невозможно в Казани.
Уходите, скорей…
Рядом с вами
и нам тяжело.
Вновь в походном строю
захрипели гитары басами,
затянуло морозом
вагонных портретов стекло.
Разделила дорога на прежних
и нынешних – лучших.
Располневшие боги
с тоской на штормовки глядят.
– Эх, когда-то и мы!..
Но с трудом вспоминается Глуша,
Капитановка,
Велиж,
Торопец,
Донецк,
Волгоград…
Уходите – скорей!
Не пытайтесь понять нашу зависть.
В кучерявом пальто
холоднее, чем в куртке внаброс.
Уходите, скорей –
нам сейчас тяжело рядом с вами,
И да будет ваш путь ненакатан
и поиск непрост!
8 февраля 1982, 19.20
ПОХОД ЗАВЕРШЕН – ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Поезд увозил нас на восток, за плечами десанта был уже третий поход по Калининградской области. Для нынешнего поколения это, по всей вероятности, была последняя встреча с Восточной Пруссией. Многие из ребят еще отчетливо слышали взволнованный голос Гали Пекановой, третьего секретаря Багратионовского райкома комсомола, нашей хорошей знакомой по предыдущим походам: «Уезжайте скорее, это невозможно переносить!»
Да, действительно трудно. За три похода многое на этой земле стало знакомым, даже родным. Люди, дороги, небольшие городки прусского типа – они стояли перед глазами столь ярко, что казалось, разлука невозможна.
Но позади вдруг оказались четырнадцать дней похода, и каждый для себя мог подвести определённые итоги. Как и после каждого похода, было о чём вспомнить.
Основной спецификой этого похода, подобно осеннему, была работа в военкоматах с карточками погибших. Шесть тысяч карточек, обработанных нами осенью, явились маленькой частичкой той большой работы, которую ещё необходимо сделать в Калининградской области, в рамках «Летописи Великой Отечественной».
Перед десантом в подготовительный период стоял вопрос о целесообразности зимнего похода в Калининградскую область по маршруту, почти повторяющему осенний. Некоторые скептики прямо считали наш поход ненужным, не признавая его настоящим походом, потому как он не был посвящен и учению боевого пути соединения. Но письма, приходящие к нам ежедневно десятками, говорили о другом:
«…Ребята, очень бы хотелось поподробнее узнать, как проехать к месту захоронения нашего любимого отца…»
«Дорогие бойцы «Снежного десанта», мы очень хотели бы иметь фотографию братской могилы, где захоронен наш милый Сашенька…»
Поэтому целью нашего похода стало выполнить просьбы родственников погибших и помочь местным школьникам наладить работу по рассылке извещений о месте захоронения воинов их родным.
На этот раз мы взяли только пять районов Калининградской области, где находятся самые большие братские захоронения. И горько было сознавать, что по вине каких-то отдельных равнодушных людей наш осенний поход не имел тех результатов, какие мог бы иметь.
Так, по адресам, оставленным в Нестеровском, Гусевском, Черняховском, Правдинском, Багратионовском районах, только Нестеровская средняя школа и средняя школа г. Багратионовска отправили письма и начали получать ответы от родственников погибших. Причём, только в Багратионовской средней школе этим занимается непосредственно комсомольская организация, а также создан поисковый отряд на базе старших классов. В Правдинске и Гусеве адреса совсем не были переданы райкомами ВЛКСМ в школы. И если в Правдинске адреса ещё были найдены в сейфе первого секретаря и переданы нами в школу, то в Гусеве мы так и не смогли выяснить их местонахождение. А ведь это – многочасовая работа в военкоматах, а главное – это сотни не отосланных весточек о родных людях в самые разные концы нашей страны.
Работа в этих районах фактически ещё не начиналась, за исключением некоторых сёл, как, например, село Севское Правдинского района, где работают энтузиасты в лице учителей школ. А как им необходима помощь со стороны райкомов в руководстве и контроле. Как бы облегчили и ускорили эту работу напечатанные типографским способом тысячи писем родственникам погибших. И, конечно, необходимо к этой работе привлекать студентов, учащихся техникумов, ПТУ, рабочую молодёжь.
А как приятно было видеть заинтересованность и понимание необходимости этой работы в Багратионовском райкоме комсомола, в школах этого района. Сейчас вспоминаешь, и перед глазами встают люди, которые живут этим делом. Это и председатель Ладушкинского горисполкома Валерий Семёнович Венедиктов, и ребята поисковых групп Ладушкинской и Багратионовской средних школ…
…И вот, к сожалению, последнее рабочее собрание в поезде Калининград – Москва. Командир сообщает статистику похода.
Отработано тридцать четыре населенных пункта, пять редакций районных и центральных газет, четыре райвоенкомата, выписано 2066 карточек погибших, пеших переходов – шестьдесят один километр…
За этими сухими цифрами – наша напряжённая походная жизнь. Здесь и сон по пять-четыре часа в сутки, и постоянные переезды в автобусах и на попутках, и пешие переходы, и бесконечные песни под гитару…
Очень бы хотелось верить, что заснеженные, неубранные братские могилы – результат лишь недавних заносов. Но, продвигаясь по Калининградской земле, мы слишком часто сталкивались с такими фактами. И снегопад, вроде бы, дело прошлое, а братская могила или комплекс стоят в огромных сугробах, хотя каждый день мимо проходят люди, проходят с равнодушным спокойствием.
Агитбригадой дано двадцать четыре концерта. Это рекордное для всех походов число пришло с большой работой всего десанта. Ведь разделение на поисковые группы требовало выход на сцену большинства ребят-десантников.
А главное, конечно, для агитки – это обкатка молодежи, пусть пока ещё не такая значительная, но уже дающая возможность видеть лицо агитбригады в будущем.
Трудно было выступать в тех местах, где ещё живы воспоминания о блестящих выступлениях Лёни Сергеева, о гитаре Миши Петрова, виртуозности на сцене Федотова и Аркаши Калинина. Но тем дороже и заслуженнее были для нас аплодисменты знакомой для многих аудитории.
Поход кончался. Мы увозили с собой очередную партию списков погибших на Калининградской земле, увозили теплоту встреч и хрипящие голоса вперемешку с насморком. А еще мы увозили огорчение молодых десантников из-за конца похода и их простые, но такие важные слова: «Спасибо вам, ребята, за всё! Спасибо за то, что вы есть!» И это было главным для десанта, для его дальнейшей жизни и работы. Ведь этим одиннадцати новичкам, принявшим в этом походе клятву, предстоит продолжать дело десанта дальше, на время, соразмерное с ещё одной студенческой порой. И не только у нас в университете, но ещё и в Камском политехническом институте – ведь стажерами с нами ходили и двое ребят из Набережных Челнов.
Хоть и самому больно ощущать, что тобой пройдено уже больше половины пути в десанте, хочется всё же, отбросив всякий пессимизм, от всей души пожелать нашей «молодежи»: Счастливого пути вам, ребята, и трудных дорог. А главное – работы и неуспокоенности на все студенческие годы.
Автор: В. Беспалов
БОЕВОЙ ЛИСТОК
«Человек, давший клятву – человек, возложивший на себя определённые обязанности, которые он должен беспрекословно исполнять».
Строго и лаконично.
Сегодня одиннадцать человек «Снежного десанта» исторического факультета принимали клятву у вечного огня.
«По-моему, если бы этот ритуал проходил в комнате, он бы показался нам простой формальностью, а когда ты стоишь у стен Кремля, у Вечного огня, когда на тебя смотрят сотни пар глаз, все это ошеломляет».
Старички ревниво оглядывают молодых – всё ли в порядке, все ли на месте. А те ещё не понимают, стоят в растерянности, ждут…
Равнение на командира. Смолкли голоса людей, остановилась свадебная церемония, притихли «старички», стараясь разобрать слова клятвы. «Я, студент Казанского орденов Ленина и Трудового Знамени государственного университета, торжественно клянусь…»
«Какие чистые, святые слова. Именно здесь, куда приходят старые солдаты почтить память погибших товарищей, приходят матери, вдовы, которые до сих пор ждут своих сыновей и любимых». Мы клянёмся.
По-разному шли ребята к этой клятве. Кто-то долго ждал её, кто-то только надеялся. «Этот день я ждала очень долго. И вот он настал. До конца прочувствовала, что и я полностью принадлежу этому коллективу – такому родному и такому дорогому – нашей большой семье».
«Ещё день назад для меня эта клятва и весь поход были мечтой, а теперь…» Теперь старички поздравляли новых десантников. «Запомнились дружеские глаза десантников. Понял, что являюсь полноправным членом «Снежного десанта», а вместе с этим и всю ответственность, возложенную на меня».
«До клятвы было – хочешь делай, не хочешь – не делай, никаких обязанностей на себя не принимал. И вот клятва. На верность «Снежному десанту», на верность павшим и живым».
Нарастает людской шум, все заторопились вокруг. Будни, приостановившись на время, вступают в свои права. Новый знаменосец заворачивает знамя. Ну, как ты, Коля?
«Если честно, то волновался очень сильно. Вспомнилась присяга у развернутого военно-морского флага. Сейчас волновался, думаю, не меньше. Ведь шёл к этому почти три года.
Благодарен вам всем, ребята, за то, что доверили встать в ваш строй. Поверьте, это большая честь! И ответственность. Потому что теперь все дела и поступки будут проверяться верностью Клятве».
Автор: И. Белькина
КОМИССАР
В первый день похода в Москве десантники по традиции встречаются с ветеранами 54-ой гвардейской стрелковой дивизии; дивизии, которую мы все называем «нашей».
Поисковая группа в составе Р. Гатауллиной, Н. Никонорова и С. Горина побывала у ветерана А. И. Эльмана. Аркадий Исаакович прожил интересную и насыщенную жизнь, встречался со многими выдающимися деятелями советского государства. Встреча с ним – одно из тех впечатлений, что дают заряд энергии на весь поход.
Пятого июля 1941 года батальонный комиссар Эльман принял первый свой бой.
– Мы стояли под Калининым. Есть там такой горбатый мост. По нему и артиллерия била, и авиация бомбила, но так и не разбили. Ночью через этот мост прошли немецкие самоходки и окопались. Наша разведка этого не засекла. Мы пошли на мост, и тут ударили самоходки.
Аркадий Исаакович замолчал, сглатывая комок в горле, потом добавил:
– После этого боя всю дивизию вывезли на двух машинах…
В этом бою Аркадий Исаакович был ранен в ногу, которую ему в госпитале хотели отнять, но он не дал, и сейчас нога служит отлично.
– После госпиталя снова в бой…
Аркадий Исаакович встает, уходит в другую комнату и возвращается, неся в руках шкатулку. Достал из неё ордена, медали и старую потертую газету за август 41-го. В ней описывался подвиг комиссара сводного батальона Аркадия Эльмана.
– Мы захватили плацдарм и тогда фашисты предприняли психологическую атаку.
Эсэсовцы строем, под барабанный бой, с офицером впереди шли на нас. Я скомандовал: «Ложись! Не стреляй! Кто нарушит приказ, лично застрелю!»
Расстояние всё сокращалось.
Двести, сто, пятьдесят метров… Можно разглядеть лица эсэсовцев. Я взял на мушку адъютанта и нажал спусковой крючок.
Выстрела я не ощутил. Просто сухой щелчок – и адъютант падает. Тут мы поднялись в штыковую атаку. Я выбрал офицера и пошёл на него. Схватились. Подмял я его, придавил и задушил… А в кармане у него оказалась красноармейская книжка и наша медаль – это и отмечают в газете. Вначале я чувствовал себя ничего, а после боя уже тошнить стало: хотя до этого много уже их побил, но чтоб вот так – впервые.
Из этой же шкатулки Аркадий Исаакович достает партийный билет. На обложке его тисненая надпись «ВКП(б)».
– Это обложка у меня с войны. Память об одном случае.
Мы тогда форсировали Западную Двину. Я оказался один на другом берегу. Кругом немцы стреляют, а у меня только две гранаты, пистолет да наган. Сижу в воронке, уже думаю застрелиться. Приложил наган к виску… В этот момент немцы стали подходить ко мне со всех сторон. Тут я бросил гранату и кинулся в реку.
Сколько плыл, не знаю, казалось очень долго: течение быстрое, сносит, да немцы с берега бьют. Всё-таки прибило меня к нашему берегу. Наши всё видели, но лишь к вечеру, когда стрельба успокоилась, смогли подать веревки и вытащить меня.
Партбилет был вот в этой обложке, с тех пор я и не меняю её.
Аркадию Исааковичу пришлось участвовать в освобождении Польши, во взятии Берлина, и уже после победы он сражался в Чехословакии, помогая восставшей Праге.
А потом был марш победы – 2600 км, из Берлина до Слуцка. Шли два месяца и шесть дней. Совершал этот марш Третий Белорусский фронт под командованием Конева. В его рядах шёл гвардии капитан Эльман.
– Нас приветствовали правительства государств, через которые мы проходили. Дороги были устланы коврами, всюду цветы. Но когда мы подошли к мосту на границе, горло перехватило, и у всех в глазах были слёзы. Никогда не забыть, как нас встречали, и какое это было счастье – ступить на родную землю…
А потом демобилизация, и в течение тридцати одного года он опытный директор завода «Полимер» в Москве. Вот уже девять месяцев Аркадий Исаакович на заслуженном отдыхе. Он пенсионер республиканского значения. Но скоро он вновь выходит на работу…
– Больше не могу сидеть дома…
…При назначении пенсии республиканского значения проходят комиссию. На ней спрашивают, что человек сделал для страны.
Аркадий Исаакович мог многое ответить на этот вопрос, но он сказал просто: «Для Родины я ничего особенного не сделал. Я её просто очень люблю».
Автор: С. Горин
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
Майское
Посёлок Майское – очередной пункт маршрута десанта. Посёлок как посёлок – маленький, спокойный. И название такое светлое, весеннее, совсем не напоминающее о том, что тридцать семь лет назад здесь шли бои.
Великая Отечественная война оставила немало следов. Вот следы от осколков на деревянной стене жилого дома, а вот здесь работали советские военнопленные – надпись по бетону русскими буквами – «август 1942». В небе над посёлком был повторен подвиг Гастелло.
И самый страшный след – братская могила, в которой захоронено более двухсот советских воинов. Двести солдат, двести жизней, двести судеб…
Впереди возложение к братским могилам в Пятидорожном и Ладушкине, в которых захоронено более тысячи человек. Но возложение в Майском запомнилось больше всех; наверное, потому, что я впервые в жизни возлагал венок к братской могиле.
«Ребята, в этой братской могиле захоронено двести солдат, отдавших жизнь за свободу нашей родины. Почтим их память возложением венка и минутой молчания…»
Для меня все исчезло, стихло вдруг, осталась только братская могила и двести фамилий неизвестных мне солдат.
Минута молчания. Каждый, наверное, думает о своём. У меня перед глазами карточки погибших…
Минута молчания…
За нами с любопытством наблюдали мальчишки, столпившиеся у ограды. Те мальчишки, ради которых отдали свои жизни эти вот неизвестные мне солдаты.
Автор: З. Зайдуллина
Балтийск
Резкий толчок автобуса сбрасывает с нас оцепенение сна. «Предъявите документы и пропуска в закрытую зону».
Достаём документы, начальник штаба протягивает разрешение… Мы в Балтийске – столице балтийского флота СССР.
После концерта у моряков-противолодочников нас пригласили на корабли. Хозяева с традиционным флотским гостеприимством накормили проголодавшихся десантников, показали всё, что мы хотели: работу бомбомётов, артиллерийской установки, БЧ-5, кубрики матросов; мы побывали в ходовой и боевой рубках, на артиллерийском посту и посту РЛС.
А на пирсе нас уже ждёт В. Санкевич, секретарь комсомольской организации 336-ой гвардейской Белостокской орденов Суворова и Кутузова отдельной бригады морской пехоты. Именно морские пехотинцы пригласили нас в Балтийск.
Вместе с ним возлагаем венок к памятнику советским солдатам и офицерам.
«Почтим память советских солдат и офицеров минутой молчания» – неподвижной шеренгой застыли ребята. Скорбно опущено знамя…
Когда-то это был Пиллау – аванпост Кенигсберга. Брать его пришлось с моря, высаживая десант ценой огромных потерь…
Отошли метров на сто и уткнулись в огромный дот. Узкие бойницы настороженно смотрят на бухту. Рядом проржавевший ствол крупнокалиберного пулемета. Некогда грозное оружие, сеявшее смерть, лежит под ногами, никому ненужное и неопасное.
Приезжаем в распоряжение бригады морской пехоты. Отвозят прямо к клубу. После концерта хозяева показывают нам Зал Боевой Славы. Славная история у морских пехотинцев. Эта часть – родоначальница морской пехоты в стране. В последний раз отличилась бригада на учениях «Запад – 81».
Как бы ни хотелось остаться, а уезжать надо. Морпехи провожают нас до вокзала. Приглашают служить к себе, в морскую пехоту. Мы, в свою очередь, зазываем на истфак.
Ну, до свидания, Балтийск. Счастливой вам службы, ребята.
Автор: Р. Хакимов
Здравствуй, Кадриюша!
Вряд ли собралась бы написать тебе с маршрута, как обещала, если бы не случай. Хоть и знаю, как ждёшь ты нашего письма (если не писем), пытаешься представить, как мы тут, беспокоишься, все ли живы-здоровы… Не беспокойся – здоровых нет, только Вадим и Ермак пока не кашляют.
А кроме шуток – я ведь понимаю, что значит для тебя получить письмо из десантского похода. Ведь оно – не только рассказ о нашем житье, но и о том, как ты нам всем дорога. Да и вообще, получить письмо…
Ну, ладно, завершаем лирическую часть. День сегодня был обычный. С утра, из любимого нашего Баграта, группа выехала в Ладушкин (назван в честь старшего лейтенанта, сгоревшего в своем танке).
Вышли из автобуса вчетвером – я и трое ребят: Олег, Никонорыч, Серега Горин. Вышли с пятнадцатью рюкзаками и не спеша отправились в школу.
Потом сразу же разбежались по группам: мы с Олегом в горисполком – встретиться с Валерием Семёновичем Венедиктовым (говорят, он много сделал для построения мемориала на братской могиле Ладушкина); Коля с Сережей – узнавать расписание автобусов.
Ольга Васильевна Иванова – завуч школы – оказалась чудесным человеком, славно нас встретила, мы разговорились. Вообще, везёт нам в Багратионовском районе на хороших людей, сама же помнишь, как встречали в восьмидесятом. А что такое встретить в походе человека, который сердечно и с пониманием относится к нашему делу и к нам? Понять это и оценить полностью может, пожалуй, лишь десантник. Ты же знаешь, что это значит: уютный спортзал и класс в придачу, в нашем полном распоряжении; доброжелательное отношение всего школьного персонала; столовая, где вкусно накормят, не забыв пожелать приятного аппетита…
Кстати, попав в такую теплую атмосферу, наши мужики совсем утратили бдительность. Вернувшись из горисполкома, я нашла Горина и Никонорова храпящими в фойе школы на груде рюкзаков. Детишки, которым к моему приходу уже надоело рассматривать их и гадать, как могли эти сонные приволочь столько огромных мешков, и наконец решили: «Студенты балдеют!»
Кадрия, ты только не думай, что весь этот день у десанта был заполнен бестолковой беготней и урывками сна. Даже наша группа базирования, кроме размещения в школе, успела ещё встретиться с председателем горисполкома и подготовить венки из хвои для завтрашнего возложения на братскую могилу. А две основные группы сегодня посетили несколько населенных пунктов и дали три концерта. А мы пока ждали их, надеясь на очередной – который уже! – автобус…
Когда я стояла в фойе, наблюдая за игрой школьников, ко мне подошла девушка – сразу видно, старшеклассница. Света Клопышева. Она из совета отряда следопытов. Знаешь, здесь, оказывается, большая работа ведется аж с 1967 года. Переписка ведется с семьями погибших, похороненных в этой братской могиле. Ребята собираются создавать музей. Фотографии, документы… И вот тут я увидела эти письма…
1 мая 44-ого
«Здравствуйте, дорогие мама, папа, Славик!
Пишу вам в такой праздничный день, когда нужно не письма писать, а сидеть за бутылкой в кругу друзей и родных. Вы-то, наверное, хоть немного, но отпразднуете, а я вот еще не знаю… Вы не подумайте, что я стал часто пить, но нам же положено получать каждый день по 100 грамм… Кроме праздника 1 мая у меня свой – я вчера получил орден «Красной звезды». Его ведь нужно обмыть, а то не будет носиться.
Ну, «живу» на старом месте, по-прежнему жизнь такая же веселая… Ну, а как же ваши дела? Вы мне очень редко пишите. Обижаюсь на это дело. Привет знакомым! Целую, Вова.»
Это из письма Володи Емельянова, лейтенанта, только что из училища. Не знаю, как тебе, а меня это письмо сразу поразило: настолько оно не похоже на большинство известных нам с тобою писем с фронта. Сразу представила этого молоденького лейтенантика, не привыкшего ещё и потому щеголяющего своей «взрослостью»…
12 марта 45-ого
Привет из Восточной Пруссии!
Дорогие мои папа, мама и Славик!
Пишу вам очень редко, но не обижайтесь, дорогие: времени свободного почти нет. Иногда даже время как будто есть, но не всегда соберёшься. Вы ведь знаете, где я нахожусь. Посадили фрицев в мешок, а стянуть его и задушить фрицев нелегко – слишком полон мешок. И чем больше фрицы сопротивляются, тем у нас больше злобы на них.
Я пока жив и здоров. Можете поздравить со второй наградой – «Отечественной войной» 2 степени. В общем, дела идут неплохо, мне пока что везёт: как видите, ещё жив…
Не повезло в другом: потерял своего лучшего друга. Вы, конечно, удивитесь, когда узнаете, что этот друг – девушка, ведь я вам ничего не писал. Это очень большая утрата для меня…»
После первого, полудетского письма, это – как исповедь человека, много видевшего, терявшего друзей, шедшего к победе через смерть… Но речь не о том, я ведь тебе это всё пишу из-за третьего – последнего – письма. Он – Володя Емельянов – был ранен и в госпитале попросил соседа по палате написать письмо. И вот когда я прочла это письмо, с его «Жду ответа, как соловей лета» – типичное письмо малограмотного солдата, я поняла, что Володя умер. Он умер через несколько дней. Умер в прусском госпитале.
Вот так, Кадриюш. А наши скоро приехали – обе группы. И сразу зазвучали гитары, и звон мяча потряс спортзал, и была обыкновенная вечерняя суета…
А утром было возложение. В Ладушкине великолепный мемориальный комплекс, а братская могила особенная: Марков, архитектор и автор проекта, установил, что это захоронение комсомольское. Возвращались по улице имени В. Емельянова.
Ну, ладно. Надеюсь, из моего нескладного и бестолкового письма ты поняла, что всё у нас нормально, всё как всегда, всё…
Целую
Автор: М. Юдкевич
«Дорогие студенты!
Вам пишет дочка погибшего воина Котюк Григория Ивановича.
Скоро будет тридцать семь лет, как мы получили от отца последний треугольник, написанный 18 октября 1945 года в окопе. В письме были такие слова: «Дети, слушайтесь мать (а нас было трое), выживу, напишу больше». С огромной тревогой ждали мы письма и не дождались. Много писем потом я писала в ту часть командирам, солдатам, просила, чтоб написали мне, кто знает про судьбу моего отца. Ответила, что отец был ранен, и подобрала его другая часть, какая, не написали. Я снова писала и просила, чтоб сообщили номер части. Получила ответ, где был номер части, которая подобрала отца.
Я писала в ту часть много писем, просила, чтоб написали мне про судьбу моего отца. Они написали, что подобрали его раненного и он умер от ран, выслали похоронку. Я ещё писала, чтоб мне написали больше, куда ранен, где похоронен, но ответа не получила.
Так до этого времени не знали, где могила отца. Знали, что в Восточной Пруссии, а где точно, не знали…»
Автор: Дочь Котюка Григория Ивановича Екатерина Григорьевна Котюк
***
«…Не могу найти слов, чтобы выразить вам большую благодарность за то большое дело, над которым вы работаете. Если бы не вы, я и моя сестра ничего бы не знали о погибшем брате.
Наша мать, Серафима Федоровна, в 1972 году ушла в могилу, так и не узнав о месте захоронения её сына. За погибшего воина-сына она получала пенсию. И не было случая, чтобы, получив её, она не заплакала, сказав при этом: «Это деньги для меня очень тяжелые». Со своим сыном она прожила только девятнадцать лет, и война, проклятая, их разлучила. Без сына она прожила еще пятьдесят три года, ни на минуту не позабыв о нем».
Автор: Иваншина Анна Степановна, сестра Дрануты Михайла Степановича
***
«… Помню, письма от отца приходили с фронта всегда с верой в нашу победу, и всегда заканчивались словами: «Ждите, вернусь с победой». А вот последнее его письмо я помню до сих пор. Кончалось оно словами: «Начались жаркие бои и, возможно, встретиться не придётся». Но вот приходит письмо, а почтальон говорит, что почерк не вашего мужа. Мать сразу почувствовала неладное и попросила, чтобы почтальон сам прочитал. Писали его товарищи, что при возвращении из разведки были обстреляны артогнем. Отец был ранен в живот и через полчаса скончался. Последние его слова были о нас: «Передайте жене, чтобы растила и учила детей». Вот и всё, что я помню…»
Автор: сын Володькина Василия Михайловича, Володькин Н. В.
***
«Пишу вам письмо, а слезы льются сами. Я вспомнила очень ярко, как провожала брата в армию. Такого ещё юного, нежного человека. Казалось, что он там будет делать. Затем его направили в Куйбышевское военное училище. По окончании училища ему было присвоено звание офицера. Перед тем, как отправить Тимофея на фронт, его отпустили домой на двое суток. Помню, как мама, не смыкая глаз, все две ночи сидела у постели сына, в то время, когда он спал. Ведь сердце матери всё предчувствует.
…Тимофей теперь встает передо мной таким, каким я его проводила на фронт. Высокий, стройный, милый, добрый, одетый в офицерскую форму. Не могу представить, что ему сейчас было бы 56 лет…»
Автор: сестра Варнавского Тимофея Сергеевича Шаврина Таисия Сергеевна.
Министерство культуры РСФСР
КАЛИНИНГРАДСКОЕ СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОЕ
УПРАВЛЕНИЕ
РЕМОНТНО-СТРОИТЕЛЬНЫХ И РЕСТАВРАЦИОННЫХ РАБОТ
Управления культуры облисполкома
Не знаю, о чем думают, когда возлагают венок на братскую могилу, когда молчат минуту. Я думаю только о захороненных, и никогда о тех, кто создал этот памятник. Это, наверное, неправильно.
– Здравствуйте, а я вас в пятницу ждал!
Честно говоря, я даже растерялась, ещё раз переспросила:
– А где можно увидеть Маркова Александра Владимировича?
– Это я.
Перед нами стоял невысокого роста мужчина с очень приятным, моложавым, даже красивым лицом, что совсем не вязалось с моим представлением об этом человеке. И обстановка совершенно не соответствовала творческой атмосфере – небольшая комната, ничего лишнего, только чертежи и макеты.
– У меня есть двадцать минут. Чем могу быть полезен?
Ребята начали задавать вопросы, а я ещё никак не могла привыкнуть к Александру Владимировичу реальному. За время пребывания в Калининградской области мы видели его памятники в Нивенском, Ладушкине, Добровольске, Корневе. Всего их около тридцати.
– Если архитектор сделал один памятник, то он уже увековечил себя. Дай бог, если я продержусь ещё года три. Даже самому интересно, когда сорвусь…
Александр Владимирович говорит об этом спокойно, без тени позерства, говорит, как о давно решенном. Хотя у него и возраст не «военный», всего пятьдесят.
– Я был сыном полка. Так что всё видел своими глазами; потом учился, работал, перенес инфаркт; попал сюда и не жалею, потому что именно это – моё дело. Я не могу вам это выразить словами. Когда начинаю работать, вижу перед собой тех солдат, их лица, их характеры. Стараюсь уловить каждую мелочь. Очень помогают письма, воспоминания очевидцев. Нет, словами это выразить трудно. Это во мне.
Уже давно прошли двадцать минут, он всё рассказывал, отвечал на вопросы, показывал макеты, интересовался нашей работой.
– Эх, вот бы мне такой «Снежный десант»! Мы бы таких дел натворили. Здорово, ребята! Съездить бы к вам в Казань, посмотреть.
…Мы прощались. Александр Владимирович смотрел на нас из открытого окна, потом помахал рукой, улыбнулся.
Впереди новые походы, новые дороги, новые обелиски. Давайте будем помнить о таких людях. Так будет правильно!
Автор: И. Белькина
БОЕВОЙ ЛИСТОК
Люблю и не люблю возвращаться. Но этот город сентиментальный, как старинная пастораль… Но этот зал и я, сидящая на том же месте у теплой батареи, что и два года назад… Но это фото на стенке пластырем – где мы все вместе у этой стенки, обнявшись, и Кадрия и Левон в центре, а Федотов зовет…
Едва устроившись, пошли гулять по городу. Рамилка стонал от невозможности сразу же начать съёмки в андерсоновской натуре (снег, сумерки). Домики, разрушенные уходом обитателей, грустны и загадочны даже больше, чем остов костела. Время слизнуло остатки обоев и немецкие картинки со стен, разрушило перегородки, скрывавшие сокровенную жизнь от посторонних глаз. Но воздух, витавший в этих комнатах, навевавший сны их обитателям, тот же…
Странные свойства человеческой памяти. Стоит вернуться в то место, где прожил часть жизни, прежние чувства овладевают человеком, и всплывают в памяти те ничтожные мелкие на первый взгляд детали, которые как оказывается, и составляли аромат прежних дней. В классе, где мы сегодня спим, Леня Сергеев рисовал на доске детям персонажей из своих сказок, в этом спортзале Кадрия с Левоном проводили Матч Века, здесь…
Женщина, встреченная нами возле школы, оказалась коренной местной жительницей – двадцатидвухлетней девушкой, приехавшей сюда из города Иваново в 1946 году. Приехала осенью, когда красным цветом полыхали дубы и орех в господском парке, а яблоки свисали с ветвей тяжёлыми гроздьями… Гердауэн был разрушен весь, почти полностью. Теперешняя площадь была в развалинах – раньше она, по немецкому обычаю, была застроена домами, образующими сплошную, как забор, её окантовку.
– Немцы до 48-ого года жили здесь. Да и сейчас одна немка в городе живет. Муж у неё погиб – против нас воевал. А она русский язык у них преподавала. Осталась у нас, приняла советское подданство, замуж за русского инженера вышла. Хорошая женщина. А работала у нас в школе – уборщицей – моя сменщица. Теперь не работает – шестьдесят два года. Вчера и меня вот на пенсию проводили – всей школой отмечали… Два года до тридцатилетнего стажа работы не хватило. А сначала работала почтальоном. В Правдинск пешком ходила через день – двадцать два километра. Туфельки одни. Так я что делала – куском шинели ноги обмотаю и пойду. Солдаты кругом смеются, и я смеюсь. Девчонка!.. А теперь двое детей и внуков четверо.
В спортзале уже обсуждали кандидатуры на предстоящий завтра переход в Липняки – чтоб непременно со знаменем и с песнями, как тогда. И гитара звучала где-то на лестнице. Но песни и голоса другие. И не слышно доверительной просьбы Аркаши не есть на ночь сырых помидоров… Давайте возвращаться. Возвращаться к себе. К лучшему себе.
Автор: М. Юдкевич
Летопись – понятие объёмное; стоит только вспомнить, как древнерусские, умудрённые опытом летописцы, хлебнувшие много радости и печали, годами корпели над своим трудом, то просто-напросто начинаешь трусить, насколько твоя писанина будет соответствовать этому высокому словцу.
И до этого похода мы представляли себе работу летописца. Летопись в «Снежном десанте» всегда считалась и считается самой каторжной работой. Это мы знали.
Но тут нас было двое. Разный язык, разный стиль, разные эмоции. Как всё это соединить, сделать так, чтобы получился цельный, интересный и насыщенный фактами материал?
Итак, судьба походной летописи, очень ценного для истории десанта документе, оказалась в наших руках.
Вопроса, что писать, перед нами не стояло: летопись – это работа и будни десанта; это военкоматы, карточки погибших; встречи с ветеранами, школьниками; это лекции и концерты, а ещё – маты и холодные спортзалы; это наши песни, вечера воспоминаний, это…
Перед нами стоял вопрос: как писать? Ведь о каждом часе каждого дня двухнедельного похода любопытно узнать новичку и приятно вспомнить ветерану десанта. Ведь сказано: «Каждый поход совершается трижды – в мечтах, наяву и в воспоминаниях».
Вся трудность работы летописца в том, чтобы донести дух похода, преломив в своём сознании, пропустив его через себя и не растеряв мельчайших подробностей; при этом важно не перенасыщать летопись эмоциями. И в то же время летопись ни в коем случае не должна представлять собой сухой отчет.
В первый день похода мы решили писать вместе. Спорили, перечёркивали, не соглашаясь и перебивая друг друга. Решили попробовать метод синтеза – писать врозь, затем отбирать лучшее.
Работа шла долго и нудно. Тогда мы стали писать по очереди: день – один, день – другой. Встречались только вечерами, т.к. работали в разных поисковых группах. Таким образом, мы имели возможность собрать больше материала. К тому же (ведь летописец – человек, и по своей человеческой природе не может быть одновременно в разных местах, а десант работает сейчас больше всего по принципу многочисленных поисковых групп) нам помогали отчёты, «боевые листки», рассказы очевидцев, материалы школьных музеев. Не обходилось и без впечатлений десантников.
И вот, пересмотрев весь этот вспомогательный материал, мы садились за летопись, как правило, тогда, когда все уже давно и сладко спали. И наедине с бумагой переживали все события заново. И так каждый день…
Летопись – 82 – это страничка двенадцатилетней жизни десанта. Нам кажется, что роль летописи вообще очень велика. Это мы ощутили сами.
Перед походом, чтобы войти в курс дела, перелистывали старые летописи. И возникали перед нами живые образы теперь уже ушедших в десантские легенды наших стариков: Ирины Вовченко, Цыганкова, Ивлева, Жени Беляевой, Телишева, Сергеева и многих других. Открылась не легенда, а рабочие дни с будничными заботами, шутками, конфликтами, песнями.
Может быть, именно это и есть самое главное – почувствовать, как это было и как это будет.
Авторы: А. Галявиева, Р. Гатауллина
ОДИН ДЕНЬ ДЕСАНТНИКА
Поезд «Калининград-Москва», тряся и перекатывая пассажиров на узких полках вагонов, упрямо рвётся к столице. В полумраке появляется тень командира.
– Ребята, пора вставать.
Тишина.
Через пять минут:
–Всем подъём!
Невнятное бормотание, которое переходит в мирное посапывание. Командир не выдерживает.
–Мужики! Я кому сказал?! Через пять минут общее собрание! Всем быть…
Через сорок минут почти все, кое-как умывшись и приведя себя в порядок, пили чай, жевали фирменные бутерброды с рыбным паштетом, болтали о том, о сём…
Еще минут через двадцать началось собрание. Подводили итоги похода. Тут же, не сходя с места (это оказалось невозможным из-за крайней тесноты), раздавали кому благодарности (в виде грамот), а кому и втыки. Народ, впрочем, не роптал, так как все понимали, что в природе без равновесия не бывает.
После более-менее приятной части собрания началась менее приятная. Начальник пресс-группы наивно предложил сдавать готовые материалы в послепоходную газету. Дружно сделав постные физиономии, все наперебой стали уверять и клясться. Марине ничего не оставалось, как призвать, а Вадиму приказать каждому написать материал в десантскую газету. Любимый начальник штаба Олег Иваныч также не обошел вниманием своих подопечных, моментально засадив всех за отчеты.
Через некоторое время был слышен только шелест листков бумаги, треск почёсываемых затылков, да голос Северьянова, распекающего очередного автора неправильно составленного отчёта.
Постепенно пыл творчества стал угасать. У ребят отдельные перекуры слились в один нескончаемый. Новички осаждали «ветеранов», чтобы те написали им в дипломы несколько строк пожеланий.
Работа окончательно заглохла. Бойцы вспоминали минувшие дни…
Все статьи, несмотря на героические усилия, как и эта, будут написаны уже в Казани.
А пока… Поезд шёл без остановок. Кончался пятнадцатый день похода, который от всех рабочих дней отличался, прежде всего, тем, что был последним…
Автор: Н. Никоноров
Дать концерт мне представлялось простым пустяком: вышел на сцену, спел и ушёл. Но в походе оказалось, что это далеко не простое дело, оно требовало постоянной кропотливой работы, ведь агитбригада выступала иногда по три раза в день и перед самой различной аудиторией. Были дни, когда концерты начинались в школе, а заканчивались в воинской части.
А как нас принимали – этого словами не расскажешь, это надо увидеть своими глазами, почувствовать душой. После особенно удачных концертов нам просто не хотелось расставаться со своими слушателями, хотелось петь и петь им любимые песни.
А концерты бывали самые необычные. Агитбригадчикам – а гитаристов в этом походе было много, как никогда – приходилось перестраиваться буквально на ходу, а иногда и на бегу с одного концерта на другой. Бывало, приходилось выступать перед детишками из первых классов, и тогда лектор умильно рассказывал малышам о том, что университет – это такой большой домик, где учатся вот эти дяди и тети, а Эльмира Хамидуллина пела о Манном медвежонке. А однажды пришлось давать концерт в палатке – для морских пехотинцев, находящихся на учениях. И хотя голоса певцов хрипели от сквозного ветра и копоти солярки, которой топили солдаты печку, концерт удался – ведь мы чувствовали, что от нашего выступления зависит настроение уставших до предела ребят-десантников.
Меня порадовали отношения членов агитки – дружба, готовность прийти на помощь в трудную минуту. Вспоминаю первые концерты, когда у нас с Андреем Моряковым были сбои. Три концерта подряд я не мог прочесть правильно монолог Василия Тёркина, а Андрюшка – слова во всех подряд миниатюрах, но и тогда ни один из членов агитбригады не сделал нам упрёка, а, наоборот, всячески подбадривали.
Раньше мне казалось, что на концерте волнуется только выступающий. В десанте это не так.
Волнуются за тебя все, кто стоит за кулисами, ожидая своего выхода, и кто из зала следит за выступлением товарищей.
Большое вам спасибо, ребята!
Автор: В. Абросимов
***
А вам не приходило в голову, каково двум мамонтам среди стайки молодых слонят, которые растут и смелеют на глазах? Под мамонтами я имел в виду нас с Вадимом, нас, имеющих по семь-восемь лет общения с миром перевоплощений, а точнее, закулисной сценической практики, главное достижение которой – относительное спокойствие за сценой и на ней. Под слонятами… Ну, ну, не будем указывать пальцами, когда всё и так ясно.
Я думаю, мамонты вымерли бы со спокойной душой, если бы оставляли землю таким вот слонятам.
Переделанная по десантской традиции песенка «Слонята учатся летать» недолго тешила муз пения и миниатюры, слонята освоились в наикратчайшие сроки, и тогда началось…
Нет смысла говорить об аплодисментах, которыми награждала публика спонтанно-органические дуэты, возникшие, как грибы после дождичка, их лавры говорят сами за себя. А миниатюры! Да разве может актёр-профессионал, получив вечером текст пьесы, утром уже стоять под градом оваций в свою честь. И тепло вспоминать сейчас поведение молодняка во время выступлений.
Андрей Моряков. «Ольга! Моя Ольга! А-а… дальше я слов не помню. Кончим, что ль?»
Володя Абросимов. «Ну, кончим. Только я про соловушку спою. Можно?»
Ромка и Эльмира. «Напоследок ду-урацкий круиз…»
Рамиль Закиев. «Народ, не садитесь на балалайку, я её настроил.»
Ерхов и Беспалов. «То как зверь она завоет, то как мальчик матерясь».
Слонята прибегали в родимое закулисье и разгорячённо-озабоченно спрашивали: «Ну, как?!! Пойдет?»
А два мамонта отвечали положительно и думали о том, что и в вымирании есть, оказывается, своя прелесть…
Автор: В. Ерхов
***
Впечатление от похода огромное.
Во-первых, спасибо ребятам за то, что они приняли нас в семью десантников, не оставляли нас без внимания и всячески помогали нам. Десантская дружба похожа на армейскую, и это надо ценить.
Во-вторых, мы поняли, что поход – это большой труд, а не развлечение, а труд становится приятным только тогда, когда понимаешь, что ты делаешь полезное дело. Всё это заставляет забыть про усталость и работать в полную силу. Нам, как членам агитбригады, сейчас трудно представить, что уже не будет походных концертов и лекций.
В-третьих, поход заставил изменить свое понимание войны, на многое взглянуть по-новому.
В-четвертых, никогда не забудется клятва, посвящение в десантники, вечер воспоминаний и другие традиции десанта.
А самое главное – это то, что мы нашли себя в десанте и не чувствуем себя чужими. Знаем, что теперь все бойцы десанта – наши друзья.
Автор: А. Моряков
От Севы Рьянова в НИИ «Машины времени»
Хрр-р!
Всю ночь по Нестерову шли танки. Городишко не спал. В окнах горел свет. Почтенные отцы семейств проклинали чёртовы учения. Мамаши успокаивали орущих ребятишек. Наиболее неустойчивые в социальном плане элементы спешно готовились к эвакуации… Кроме этого, были отмечены и другие, не менее странные события. Сторож книжного магазина, например, в тот день не вышел на работу – магазин оказался пуст, охранять (и воровать) было нечего. Столовая, выполнив годовой план за один день, закрылась, и её работники хором ушли в отпуск.
Но десант спал. И ничего не слышал. Зато слышали окружающие зрители. Слышали и содрогались. Оттого-то ночью и можно было услышать такой разговор.
Местный (под окнами школы): Товарищ… Товарищ, ну неудобно же, не храпи.
Серж: Хр-хр-хр…
Местный: Ну, проснитесь…
Серж: Хр-хр…
Местный: Вы очень громко храпите. Наверное, начальник?
Серж (заносчиво и высокомерно): Хрр!
Местный: Как я не выспавшийся на работу пойду?..
Серж (тише): Хр…
Когда «Снежный десант» покинул Нестеров, город облегчённо вздохнул. Танки ушли (скорее всего, на запад).
Все эти, по крайней мере, странные события, конечно, заинтересуют вас. Не будем делать тайны – просто в Нестерове ночевал десант. А рёв танковых двигателей – всего-навсего безобидный храп его мужской половины.
Представьте себе такую картину. Ночь. На матах спит «Снежный десант». Со всех сторон доносится богатырский, я бы даже сказал, молодецкий храп его удалых бойцов. Но все эти ночные «высказывания» любителей ночной «словесности» заглушались мощным хозяйским храпом командира. Звено стратегических бомбардировщиков, взлетая на форсаже, издает гул на 350 децибел меньше, чем он (установлено специалистами из КамТИ).
ЖАЛОБА СО СТЕНАНИЯМИ
Прошу товарищей из компетентных органов принять меры для изменения биографии моих предков.
Нравы, повадки, внешний вид далеких сородичей буквально не дают мне покоя, терроризируют меня. Кроме моего уважаемого прапра…деда, например, Ипполита Северного. Он сделал меня неравнодушным ко всей крупногабаритной и крупнокалиберной мебели – это привело к тому, что моя изящная фигура стала напоминать комод королевы Елизаветы. Добавлю, что из-за чина благородного земляка (генерал – аншеф – отшифонерии) меня прозвали начальником шкафа.
Но не только этот пра…дед портит мне жизнь.
Плохое влияние на меня оказывает и троюродный племянник шурина сестры моего зятя. Этот благородный дядюшка вообще-то был добрый человек, но однажды взбесился и стал «диким помещиком» (в прессе об этом уже писал Салтыков-Щедрин), вы наверняка читали. И хотя я не встаю на четыре лапы и не рычу на всю общагу, как он, но всегда во мне кипит кровь милого дядюшки, я зверею и не принимаю отчета до тех пор, пока вновь не уподоблюсь человеку.
Если я ласково протягиваю к кому-нибудь свои нежные ручищи с единственной целью – обласкать данный индивид, он всегда резко шарахается в сторону, пытаясь остаться в живых и готов на всё, лишь бы избежать моих дружеских объятий.
Прошу изменить поведение моих предков в XVII-XIX веках, чтобы изменилось и моё безобразное поведение. А ещё – мне надоело быть таким большим и сильным – каждый считает своим долгом проверить лично, так ли я крепок, как кажется.
Сделайте меня маленьким!..
С уважением
Сева Рьянов
P.S. Коли вам надо пол помыть, гвозди забить, ЭВМ починить или синфрофероциклотронный преобразователь В-эоны – я пришлю пяток десантников, они всё сделают.
ОТ ПРОЩАНЬЯ ДО ПРОЩАНЬЯ
… Щелкнула магнитофонная клавиша… Закрутилась лента… «Говорите!..»
Что же сказать вам, десантники?.. Чем напутствовать в дорогу? Может быть, вспомнить о первом своём походе? А, может быть, – о том, как впервые остался на стылом перроне вокзала, глотая жёсткий комок в горле, махал рукой вслед уходящему поезду?
Трудно пойти в первый поход. Оставаться ещё труднее… Труднее во сто крат, потому что Десантником ты остаешься на всю жизнь, потому что не только количеством пройденных километров измеряется твоё соприкосновение с Памятью. Не рюкзаком и штормовкой определяется принадлежность к десанту, а душой. Душой, которая неравнодушна к слову «война». Десант – это не просто направление военно-патриотической работы, это не только период студенческого бытия, десант – это часть нашей жизни, часть нас самих, тех, кто когда-то решил для себя, что не сможет жить по-другому.
Приходят в десант по-разному, остаются в большинстве своём одинаково – навсегда и до конца.
Моё слово к вам, счастливцы, к тем, кто уходит в поход, к тем, у кого всё ещё впереди, кто не задумывается сейчас над тем, что скоро и он прощально махнет рукой зелёным вагонам. Все у вас впереди – и трудные километры пеших переходов, и промёрзшие насквозь автобусы, и тысячи карточек в военкоматах, и охрипшие от песен голоса, и самое главное – большая, крепкая дружба, которую не измеришь никакими мерками, не втиснешь в привычные для остальных рамки. Но когда качнутся вагоны и прощально разнесётся протяжный гудок, оглянитесь; вглядитесь в лица тех, кто запоздало выкрикивает слова напутствия, догоняя убегающие вагоны; кто растерянно смотрит на мелькающие колеса; мысленно поставьте себя на их место, и вы, наверное, поймёте, что значит десант для каждого из нас. Вспомните большого и сильного Левона, размазывающего по щекам слёзы, Валерия Фёдоровича Телишева, беспокойно мечущегося между провожающими, с мокрыми от слёз усами; вспомните всех, кто остаётся… Им всем тяжело… Тяжело, что поход состоялся опять без них, а ведь они так много хотели успеть…
Им тяжело…
Тяжело и радостно в то же время, радостно за вас, за тех, кто сейчас продолжает большое и очень нужное дело – дело «Снежного десанта», дело Народной Памяти.
Удачи тебе, Десант!
Автор: А. Калинин