Маршрут похода: Одесса – Николаев – Снигирёвка – Ново-Петровка – Бережеговатое – Великая Александровка – Ново-Воронцовка – Ново-Александровка – Гавриловка – Дудчаны – Константиновка – Великая Лепетиха – Малая Лепетиха – Катериновка – Каменка – Днепровская – Михайловка – Васильевка – Токмак – Запорожье – Москва – Казань.
Личный состав
Багутдинов Р. Командир
Камышникова Т. Комиссар
Северьянов О. начальник штаба
Белькина И. боец
Беспалов В. редактор «боевых листков»
Гагарин Ю. боец
Дергунов В. руководитель агитбригады
Закиев Р. боец
Зарипова Р. боец
Козбеков С. боец
Козина И. руководитель пресс-центра
Красильников С. боец
Куттыбаев Р. боец
Лебедев И. руководитель технической группы
Николаева Г. боец
Фаизова Р. боец
Хамидуллина З. боец
Чигвинцев Е. знаменосец
Юдкевич М. летописец
Автор: И. Белькина
Неподалёку от Вечного огня стояли моложавый мужчина и маленькая седая женщина. Конечно же, это наши ветераны, которых мы пригласили на клятву. Новичкам повезло: самые первые поздравления они получат от бывших солдат, участников войны. Такого ещё никогда не было.
Я сняла штормовку, привела себя в порядок. Десантники уже построились, но «старики» почему-то стояли в стороне:
– Строиться только молодым, – раздался голос комиссара.
Ах да, я же совсем забыла, второй раз в строй не встают. Стало немного обидно, спало праздничное настроение. Неужели больше никогда не придётся испытать то волнение, когда смотришь на Вечный огонь, удивиться собственному голосу, произносящему слова клятвы…
С особой придирчивостью рассматривала новичков:
– Куртку застегни до конца… А ты шапку поменяй, в такой нельзя.
Даже самой стало смешно, давно ли сама, такая же притихшая, выполняла малейшие указания старших десантников.
– И не дрожите, потерпите. Это же клятва.
…Волнуются ребята. Сбивчивыми голосами повторяют клятву. Наверное, мы тоже путали слова. Я уже забыла, а казалось, что это запомнится навсегда.
…Строй новичков подходит к нам. Напряжённые, серьезные лица. Сейчас их трудно узнать. Ромка, Юра, Олег – чуть отчуждённые, смотрят на нас невидящими глазами.
…Самое главное позади. Теперь осталось только подписаться под текстом клятвы. Улыбаясь, они подходят к командиру, принимают поздравления.
А мы не улыбались, вообще были серьёзнее.
Ловлю себя на том, что постоянно сравниваю себя и их, наверное, из зависти.
Ветераны, притихшие, стояли рядом с командиром. Ася Ивановна что-то говорила, помню только дрожащий голос и слёзы на глазах. Виктор Андреевич промолчал.
Вот здесь всё куда-то пропало: и зависть, и ненужные сравнения. Все стали такими близкими, хотелось обнять каждого, сказать что-то хорошее, особенное. Шагнула к Олегу, уткнулась носом в куртку, тихо произнесла:
– Поздравляю, будь настоящим десантником.
И всё. Хороших и особенных слов не нашла. Хотя новички, окружённые сейчас таким вниманием, вряд ли услышали бы их.
…Когда писала материал, старалась описать все подробности, каждую мелочь. Но мешали воспоминания о том, как в прошлом году, забыв обо всех, стояла перед Вечным огнём, как белый снег опускался на гранитную плиту.
Я поняла, что для меня первая моя клятва так и останется. Что этот материал без неё не получится. Что клятву по-другому запомнить нельзя.
Автор: Э. Хамидуллина
Московские встречи. Ещё не успели свернуть знаки после принятия клятвы, ещё не кончились поздравления «старичков», а новичкам уже дают новое задание: побеседовать с ветеранами, пришедшими в Александровский садик к Вечному огню. Это были Виктор Андреевич Воеводин и Ася Ивановна Гусева.
Вместе с нами наша группа в составе шести человек приехали домой к Асе Ивановне – вдове начальника политотдела 54-й дивизии Анатолия Александровича Митрофанова. Трудно объяснить в словах и передать бумаге чувства, охватившие меня, когда я увидела, как по-домашнему суетилась эта маленькая женщина, стараясь сделать нам приятное.
Делового разговора не получится. Получится непринуждённая беседа. Разговор перешёл на военную тему естественно и незаметно.
– Виктор Андреевич, как вы попали в 54-ю дивизию?
– Моего отца убили под Рязанью, в самом начале войны.
Перед нами сидели уже не ветераны, на которых смотришь восхищёнными глазами, стараешься не пропустить ни одного слова. Сидели простые хорошие люди. Часто ведь так бывает, дети разъезжаются, остаются они одни, скучают, конечно. А здесь приезжают из Казани, интересуются их прошлым, записывают воспоминания…
На стене висит большая фотография Анатолия Александровича Митрофанова. В квартире буквально всё напоминает о нём. Сувениры, подаренные однополчанами, личный бинокль Данилова и Митрофанова. Его мы сразу заметили, как только вошли. Вот бы в нашу комнату боевой славы! Но просить было как-то неудобно – всё-таки это память о муже. Ася Ивановна как будто прочитала наши мысли:
– Ребята, вы берите его. Он вам нужнее.
Закончился первый день маршрута. Наш первый день в десанте. Вечером мне нужно было представить отчёт о посещении ветерана, а он у меня не получался. Как напишешь в официальном отчёте о людях, которых ты уже никогда не забудешь, для которых ты останешься всегда дорогим и близким другом.
ЛЕТОПИСЬ. ВЕЛИКАЯ ЛЕПЕТИХА
31 января, седьмой день похода.
Утром из базового пункта Великой Лепетихи отправились в село Константиновку, что в 20 километрах отсюда. Рейсовый автобус был старым, все его составные части при езде дребезжали, мешая спать десантникам.
В маленькой восьмилетней школе нас ждали, и к приезду десанта готовились. «Пройдите, пожалуйста, ребята, на второй этаж, сейчас состоится торжественная линейка». И вот мы в центре внимания, но уже как зрители: приятно поражённые, слушаем приветствие школьников «Снежному десанту» гостям из Ленинского Поволжья. Так нас нигде ещё не встречали по маршруту. А когда узнали, что в этой школе, любовно оформленной учителями и учащимися, всего 40 (!) учеников, захотелось дать здесь очень хороший концерт, чтобы наш приезд надолго запомнился.
Агитбригада выложилась, и очень серьёзные вначале лица детей и преподавателей засветились улыбками, сдержанным смехом. Но агитбригаде уже надо было торопиться в Великую Лепетиху – предстоял большой концерт в Доме культуры. А остальная часть десанта осталась, чтобы познакомиться с материалами школьного уголка боевой славы.
Школьный двор огласился весёлыми криками ребят, возбуждённых концертом. Но вот команда «Стройся!» и мгновенная тишина. Вместе со школьниками возлагаем цветы к мемориальной стене, что расположена возле школы.
Мемориальная стена эта была установлена год назад. Поводом послужил такой случай: сын приехал к отцу, погибшему здесь, из Азербайджана. Постоял у могилы, у памятника и сказал: «Откуда я знаю, что здесь мой отец?!» Тогда и решили сельчане: пусть имя каждого, кто погиб за их землю, будет выбито золотом на мраморе.
До автобуса успели ещё скопировать интересное письмо из уголка боевой славы. Поехали в Екатериновку, где дивизия была, и где в братской могиле захоронены воины 54-й Гвардейской.
У входа в ограду, у узенькой протоптанной дорожки — куст сирени. Он цепляется ветвями за штормовки, не пускает, задерживает на минуту. Минута молчания…
Жители в годы войны из села были эвакуированы, и потому рассказать о его освобождении нам никто не мог. Тогда мы решили зайти к председателю сельского совета ветеранов И. И. Рыбину.
Автор: М. Юдкевич
Случается в десанте и такое: усталость от братских могил, от соприкосновения с болью, от тяжёлой памяти о войне. Хочется поскорее встретиться с остальными поисковыми группами, всем десантом, попить горячего чаю, послушать гитару, забыться в смехе. Так было 31 января. Но автобус из Екатериновки уходил только вечером, и было холодно. Тогда местные посоветовали нам зайти к Рыбину – он председатель сельского совета ветеранов, может интересное рассказать.
Шли, не очень надеясь на то, что встреча будет по-настоящему сердечной. Но сидели и слушали, затаив дыхание, боясь помешать неосторожным движением, некстати вырвавшимся словом.
А Иван Иванович с забытой папиросой в руке рассказывал медленно, с болью.
— Боевое крещение, как говорится, у меня было в боях за Одессу. В Севастополе сформировали 3-й морской полк – ну, десант. Это только добровольно. Но брали, в основном, шахтёров. Сами знаете, профессия эта требует смелости особой, выдержки. Ну, а мне вроде характер поддержать надо было: туда, где опасно.
Перед отправкой всех выстроили, сказали, как положено: на смерть идём, кто не может, почему-то, выйти из строя. Вышли человек 20. Ничего им, конечно, за это не было.
Ну, а остальные погрузились на корабль и поплыли.
Плывём. Куда плывём – неизвестно. Море как море.
А уж перед тем, как причалить, комиссар собирает всех и объявляет: бои идут на улицах Одессы. Будем высаживаться в 15 километрах от города, у Григорьевки.
На ужин 150 грамм дали, для храбрости, как полагается.
Начали часа в два. Наша артиллерия постреливает не густо – один гром от неё, а нам всё же спокойнее. Знаем – поддержка, свои. Пошёл в атаку наш полк: «чёрные дьяволы», «чёрная туча», «чёрные кошки», – так немцы моряков называли. Мы ж в бушлатах чёрных. Поднялись в рост и побежали.
Тогда вот, в той атаке, я увидел первый раз убитых немцев. Лежат, раскинув руки, а ведь была у них своя жизнь у каждого – и вот порвалось всё. А с другой стороны – кто их звал на нашу землю? Сами ведь пришли!..
А румыны (была у фашистов румынская кавалерия) нашей атаки испугались. Шнурованные ботинки поскидывали и побежали. Мы молодые все были, горячие:
«Ну, теперь мы их так до Берлина!»…
А на орудии, отбитом у немцев, морячок какой-то написал: «Больше не будешь стрелять по Одессе».
Но Одессу мы всё же оставили.
Поплыли на Севастополь. Вот тогда страшно стало – не то, что убьют, или потонешь, плавать, конечно, умею, но сколько там продержишься на воде?…Комиссар приказывал всем чем-нибудь заниматься, чтобы не думать.
Человеку – как на войне: не один я иду, миллионы идут. Как в песне: «Вставай, страна огромная…» Поэтому как-то не думаешь о смерти.
Все мы смертны, что ж… Но раненому в плен лучше не попадать: они что комиссаров, что моряков – не щадили.
Друг у меня был, Николай. Мы с ним договорились – в случае чего, не кинешь живого… А потом ранен я был под Севастополем. Тяжело. Два танка подбил, но ранило (орден Красной Звезды получил тогда). И потерял я друга тогда из виду.
…Недавно в газету объявление давал – ищу Николая Дроздова. Очень видеть хочется, а в праздники… (Иван Иванович закурил снова) – особо тоскливо.
В дверях показалось приветливое и по-молодому подвижное лицо Надежды Яковлевны:
– Да мы же были после войны в Севастополе, ездили с туристами. Расскажи ребятам, Вань!..
– Да, в Севастополе был. Едем на экскурсию, вдруг экскурсовод объявляет по радио: «Среди нас находится участник обороны Севастополя». И микрофон – мне… Показывал я им, где что было, вспоминал. Не всё узнал, многое с тех пор изменилось.
В Севастополе был, а в Одессе – не пришлось. А одного знакомого встретил, он говорит: «Своими глазами видел – на доске погибших написано: Рыбин Иван Иванович». Не знаю.
А хочется побывать везде, где воевал. Ведь осталось – только память. Это ж в молодости кажется: всё впереди, правда?..
Иван Иванович замолчал, задумался. О чём?
– Нас было три брата: один 1910 года, второй – 1914 и я – с 18-го.
Когда уходили на войну – все втроём – мать сразу сказала: «Ванька, тот не будет жить». (Братья смирные были, а я бойкий уж очень, задира). А вот они двое погибли, а я, как война кончилась, матери прислал письмо. То похоронки одна за другой, то вот письмо. Карточку я прислал: молодой, красивый, форма флотская… А она десять дней не дождалась меня, умерла.
Иду по селу, в селе три хаты, жили в окопах – самое бедное после войны было. Лебеда в полный рост, раздвигаю её руками, иду. А навстречу отец, на нём рубашка длинная, он её поддерживает, плачет – не знает, как сказать.
Шёл я домой уж вечером, хотел скорее – ну что молодому 20 километров, часа за полтора прошёл, может, меньше. Пришёл на могилу к матери, а она ещё свежая – десять дней не дождалась.
Не было у нас слов, и не было больше чувства неудобства и отчуждённости, которое всегда испытываешь в начале знакомства. И Иван Иванович, неторопливо расспрашивающий о десанте, об университете, где учился Ленин, о каждом из нас; и Надежда Яковлевна, ласково заставляющая отведать нехитрого угощения – стали за эти несколько часов близкими людьми, рядом с которыми тепло и хорошо.
Иван Иванович провожал нас до дороги. Прощаясь с каждым за руку, вдруг сказал: «Зачем же растревожили вы меня, ребята!.. Не тронешь старую рану – не болит…» И отдельно Красильникову: «Вы напишите из Одессы, Сергей! Буду ждать»
ДЕЛО ЕГО ЖИЗНИ
Автор: И. Белькина
О Гербачеке мы услышали сразу, как только вышли из автобуса. В библиотеке он должен был поселиться с нами, но там его не было. Инициативу на себя взяла библиотекарь. Она тоже говорила о Гербачеке, какой он замечательный человек, сколько отдал сил, чтобы найти семьи погибших за Малую Лепетиху. Она показала нам стенд, сделанный Гербачеком, и рассказала о родственниках погибших, которые приезжали к ним.
Гербачека всё не было.
Но мы уже знали о нём почти всё. Матвей Матвеевич Гербачек воевал очень мало, несколько месяцев. После войны работал бухгалтером в колхозе.
Надолго осталась в памяти встреча близких погибших, после митинга, посвящённого Дню победы. Это было в 1968 году. Тогда решил Матвей Матвеевич разыскать родственников солдат, которые отдали жизнь за его родное село. Две ночи переписывали 365 фамилий погибших, адреса их родных. А потом сам набирал и печатал: «Дорогой товарищ! В боях за Малую Лепетиху в суровом 1944-м погиб…»
Первым откликнулся Отихо Домроз из Казахстана. Но многие письма возвращались обратно. Поиск продолжался.
Сейчас у Гербачека дома три ящика писем, в его картотеке 248 адресов семей, с которыми он ведёт постоянную переписку.
Мы собрались уже уходить, когда он вошёл, в распахнутом полушубке, на ходу снимая шапку. Вошёл просто, как в свой дом, где его знают и ждут.
– А вот и Гербачек,- сказал библиотекарь.
Вместо приветствия на нас сразу же посыпались вопросы:
– Откуда? Какое соединение изучаете? Что нового узнали на маршруте?
От такой неожиданности совсем растерялись. А Матвей Матвеевич продолжал:
– Вы знаете, я могу дать адреса родственников погибших. Запишете? Кстати, у меня и в Казани есть адрес, только почему-то не отвечает.
Глаза живые, ясные, смотрит на нас:
– Не знаю, доброе ли это дело или нет,– оно необходимо. Фамилии солдат так и останутся мёртвыми, если о них никто не узнает. А забыть это – значит, забыть себя.
Он повернулся к стенду, показал на собратьев – … :
Она не верила, что её сын захоронен здесь. Не могла понять, как Норик погиб в этой сухой степи… Письма матерей сразу различишь. Неграмотные, с некрасивым почерком, но пишут душой. А на этой фотографии – мать приехала из Донецка к сыну. От него ранее остались только три военных треугольника. Он пошёл воевать в восемнадцать лет. В первом письме написал, что, оказывается, из Донецка здесь шестеро ребят. Они очень подружились, в короткие перерывы вспоминают родной город, поют песни. А на войне не так уж страшно.
Второе письмо было коротким, строгим. Все пятеро погибли во вчерашнем бою.
Третьим была «похоронка».
Гербачек закашлялся, отошёл от стенда, после паузы сказал:
– Эти письма к ней. Обратно отослал. Не мог оставить у себя.
Потом Матвей Матвеевич заторопился по делам, извинился и быстро ушёл.
Когда мы вернулись из похода, нас ждало письмо от Гербачека. Такое же короткое, как и наша встреча с ним.
В Малой Лепетихе во время форсирования Днепра два рыбака помогали переправлять раненых. Нас попросили найти этих людей. Гербачек с радостью согласился помочь. И вот его письмо, где сообщаются первые результаты поиска: «Как только найду что-нибудь новое, обязательно напишу. Желаю удачи в вашем деле. Крепко жму руку.
Гербачек Матвей Матвеевич».
Автор: И.Белькина
Э. Хамидуллина: Прежде всего, узнать, понять до конца, что же такое десант… Да, узнать. Хотя понять до конца невозможно, какая сила заставляет каждый год идти в трудные походы, трудиться в течение всего года.
А ещё я хочу проверить себя и хочу так, как и вы, дорогие десантники, всей душой и сердцем постичь это святое дело. Смогу ли, выдержу ли все испытания?..
И. Лебедев: «Ребятки, не просите фотографий! Все равно не напечатаю, спросите хоть у стариков (они всё ещё ждут и даже немного надеются)».
Р. Закиев: «Я хочу найти себя в десанте. Так, мне кажется, будет здорово. И мне, и десанту. Нет, и десанту, и мне».
Ю. Гагарин: «Желаю всем десантникам удачного поиска, новых встреч, хорошей погоды, здоровья»
А себе желаю новых друзей, новых песен, новых впечатлений. Ни пуха нам, ни пера».
М. Юдкевич: «Прошлый поход – первый – был для меня подарком, авансом. Безоблачность – впитывание десантского духа всеми порами. А после похода оказалось, что в десанте есть и будни – когда и петь не хочется… Кажется, до последнего похода всё буду искать себе место в десанте. Не плохо это, но уж больно мучительно. Поэтому хочу определить своё место в десанте».
В. Беспалов: «Хочу выполнять наказы ветеранов десанта. Хочу иметь тяжёлое на своём пути и доброе, ведь этого они желали. В их словах, у всех до одного звучали по-разному и в то же время одинаково, слова «наш», «любимый», «великий» десант. Хочу, чтобы это до конца прочувствовали ребята-первогодки, и эта гордость за десант передалась им полностью».
Р. Фаизова: «Новых, конечно же, хороших друзей, новых песен, интересных встреч».
Е. Чигвинцев: «Что я жду от похода? Прежде всего, искренних дружеских встреч по всему маршруту, активной деятельности от каждого десантника… Чтоб все пожелания десантников в этом походе исполнились, чтоб было семь футов под килем».
Р. Зарипова: «Хочу как можно более качественных выступлений агитбригады…»
Т. Камышникова: «Чтобы были встречи, которые бы сумели перевернуть всё в душе, после которых посмотрели и увидели бы ещё одну новую грань войны и, несмотря на годы, она была бы близка нам и тревожила нас по-прежнему».
Г. Николаева: «Правильно сказали «старики» – дороги у нас не должны быть гладкими и лёгкими – это не дороги. А ещё желаю вечной неуспокоенности десантской. Я считаю, что это главное в нашей работе».
И. Белькина: «Молодым десантникам желаю, чтобы каждый нашёл себя, был нужен, был честным к десанту. Чтобы жизнь их студенческая проходила от похода к походу. Желаю хороших и благодарных слёз на лицах зрителей, когда выступает агитбригада».
Н. Козина: «Хочу выложиться, раскрутиться на всю катушку!!! Пусть будет трудно, главное, чтобы тебя не покидало чувство, что твой труд нужен десанту, главное – видеть, что ты принесёшь хоть какую-нибудь пользу десанту».
О. Северьянов: «Жду и думаю, что готов принять все трудности, свойственные нашей некичливой работе… Хочу, чтобы ребята делали всё возможное и невозможное для нашего общего дела, так нужного людям. Не хочу нервозности, пассивности, равнодушия».
ОРДЕНА
Орден Славы III степени
Автор: Т. Камышникова
На первый взгляд этого моложавого подтянутого полковника бронетанковых войск трудно отнести к ветеранам войны – уж больно молодо выглядит.
Порфирий Герасимович Кариков. В армию призван в 1942 году, семнадцати лет от роду. Сразу же угодил в самое пекло – под Сталинград. Его отчаянная храбрость, находчивость, быстрота в принятии решений обратили на себя внимание – Карикова перевели в полковую разведку.
Поиски, бои, награды, ранения…
Дважды медики прочили ему инвалидность, повезло — в строю остался.
Подсказывают, был у разведчиков полка свой, особый пароль-отзыв: «Петя!»
– «Есть! …» Петя – так товарищи упростили сложное имя Порфирий.
Первый орден Кариков получил за Миус. Тогда разведгруппе повезло: взяли важную «птицу» – инспектора, с проверкой приехавшего на передовую из самого Берлина. Приказ о награждении пришёл несколько позже, и Порфирий Кариков увидел против своей фамилии надпись – «орден Славы 3 степени». Разведчику было тогда 18 лет.
Орден славы II степени
При подходе к Днепру дивизия натолкнулась на упорное сопротивление противника. Опасались контратаки гитлеровцев. Но где её ждать? И где лучше наступать самим? Необходим был «язык». В поиск уходили разведки полков, дивизии – и возвращались с пустыми руками. В лучшем случае без потерь. Фашисты злорадствовали, трубили через громкоговоритель: «Приходи, Иван, в разведку! … »
Командир взвода младший лейтенант Стрижак только зубами скрипел: «Ничего, гады! … Дождётесь! … »
Карикова давно мучила мысль: «А что, если попробовать днём? Когда не ждут?» Сказал командиру. Тот засомневался: «Что ты, Петя, перебьют, как куропаток». Но иного выхода не было – решили попробовать.
Артиллеристы помогли: по нескольку раз на дню они устраивали небольшие артналеты. Немцы ожидали вслед за этим чего угодно: атаки, разведки боем…
Но русские не шли. И фашисты успокоились, привыкли: нервишки, мол, у русских балуют. Каково же было их удивление, когда после очередного обстрела не досчитались дюжего фельдфебеля – его за шиворот уволокли из окопа Кариков и Михаил Загребной. Под шумок…
Орден славы 1 степени
Впереди была река Ингулец. Уцелел мост, но он находился в руках врага. Постоянные атаки не приносили успеха. Полк нёс большие потери. Командование решило так: разведке ночью выйти в тыл противника, захватить мост и продержаться до подхода основных сил.
… Под обрывистым берегом пробирались камышами. Передний край проскользнули незамеченными. Вошли в воду. Шли молча, стискивая зубы от холода. Ингулец форсировали удачно, и с рассветом вышли к мосту. Миша Загребной (он знал немецкий) первым поднялся на дамбу. Его окликнули. Загребной ответил что-то по-немецки и в открытую закурил. Это успокоило немцев. Охрану сняли без лишнего шума.
В назначенное время началось наступление полка. Гитлеровцы хотели подбросить подкрепление на передовую, но оказалось, что мост уже у русских. С упорством обречённых, снова и снова шли фашисты из штурм. Фронт на две стороны. Важно было выиграть время. Разведчики, расставленные Кириловым, отражали атаки фашистов. Однако силы были явно неравны. Кончились патроны, дело дошло до гранат. Гранаты на исходе — а помощи всё нет. В последний момент Кариков перешел уже на ракетницы. Это «новое, невиданное оружие» на некоторое время отпугнуло гитлеровцев. И когда разведчики уже приготовились к последней рукопашной схватке, на мост прорвались наши.
Замполит полка расцеловал каждого, оставшегося в живых: «Спасибо! … Все будете представлены к награде.»
А потом Порфирию Карикову сказали: «Вас ждёт Москва…» Только там вручали Орден Славы 1 степени.
Автор: Ж. Чигвинцев
ТРОЕ СУТОК «ГУБЫ»
Днепр. Наконец-то дошли… Впереди форсирование. Накануне наступления командир батальона поставил перед нами задачу: достать «языка». Задача как задача. Разведчики выполняют её на фронте не раз и не два. И, тем не менее волновались, хотя подумали, что всё-таки на войне всякое бывает.
Вышли втроём. Переправились через Днепр. Родное село… Сколько я не был дома – три года? Как там наши? Хотел пойти сам, но побоялся, что я не смогу быть хладнокровным. Пошёл Александр Панченко. В роте его звали «Медведем» за огромный рост и небывалую силу. Все молча согласились: этот достанет «языка» хоть из-под земли. Я и мой друг притаились в засаде, прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся из села.
«Языка» тогда всё-таки взяли, но вот что произошло. Стараясь быть незамеченным, Панченко осторожно перебирался от одного дома к другому. Увидел двух немцев, которые увлечённо играли в карты, а недалеко от них сидел ещё один. Панченко подметил, что оружие лежало недалеко в стороне. Резко вскочил на ноги, дал короткую очередь из автомата. Двое немцев упали, а третий, ошарашенный, поднял руки вверх. Панченко забил ему в рот кляп, и, зажав голову под мышкой, побежал в нашу сторону.
Пока добирался до нас, беспокоился, как бы немец не крикнул и не вздумал брыкаться. Но фриц оказался на удивление смирным. Однако Панченко голову немца из-под мышки не выпускал, пока не переправились на свой берег. А когда немца хотели поставить на ноги, чтобы в штаб шёл сам, то бедный наш «язык» свалился на землю: Панченко не рассчитал своих сил, нечаянно придушил его…
Прибыли в батальон, командир спрашивает: «Ну, хлопцы, где же ваш трофей?» Мы молча указали на бездыханное тело немца: «Вот…» Комбат был краток: «Трое суток «губы».
Павел Николаевич Кравченко. С ним мы встретились в украинском селе Гавриловка. В 1944 году в составе 86-й гвардейской дивизии он форсировал Днепр и освободил своё родное село. Именно поэтому мы встретились с ним, чтобы от очевидца узнать об освобождении Гавриловки. Но рассказ незаметно переходил от одной темы к другой. Вот два, особенно запомнившихся эпизода из его фронтовой жизни. На войне случается всякое: за выполнение одного задания получил… трое суток гауптвахты, а за бои в городе Будапеште – орден Славы 3 степени.
ГРАНАТЫ К БОЮ
5 октября 1944 года наш полк десантировался в Будапешт. За два дня необходимо было освободить основные районы города. Немцы стягивали сюда большие силы. Именно в центре города шли смелые бои. И вот рота, в которой и я находился, прорвалась к одному из домов, выбив оттуда немцев. Здесь мы решили закрепиться. На первом этапе я случайно нашёл какие-то бумаги с надписью «Секретно». Сообразил, что их немедленно надо штабному начальству показать. Но немцы вдруг «ожили» и пошли в атаку.
«Тигр», развернувшись, шёл прямо на здание, где находился я и ещё трое бойцов. Танк с ходу врезался в дом, проломив стену, грянул выстрел. Задыхаясь от пыли рухнувшихся стен, и, не видя перед собой ничего, кроме чёрной громады, со злостью вырвал из-за пояса гранату и швырнул в танк, его развернуло на одной гусенице, и всё затихло. Это произошло так неожиданно и быстро, что я не сразу расслышал стоны раненого товарища. Взвалив его на плечо, стал добираться в штаб, чтобы передать документы, которые нашёл в доме.
Положение полка становилось тяжёлым. Немцы начали окружать нас. Командир полка вызвал нас в штаб, приказывая любой ценой найти слабое место в обороне немцев, чтобы полк мог прорваться через окружение.
Группа из восьми человек отправилась на задание. Им предстояло засечь и уничтожить огневые точки врага. Темнело. Всю дорогу проходили по пути, чтобы не заметили немцы – они постоянно освещали местность ракетами. Передвигались на ощупь, не отрывая головы от земли, потому что чуть выше, как молнии, разрезали воздух трассирующие пули.
Немцы уже заняли круговую оборону. Их огневые точки можно было без труда узнать. Подходили как можно ближе, на расстояние гранатного броска. По цепи тихо передали команду «Гранаты к бою!» Быстрый бросок вперёд, и от страшной силы взрыва взлетели вверх и перемешались с землёй куски железа и человеческих тел. И ещё бросок, очередь из автомата. Поздней ночью полк вышел из окружения.
ЛЕТОПИСЬ НИКОЛАЕВ
7 февраля, четырнадцатый день похода
Вчера группа в составе Сержа Красильникова и Натальи Козиной была отправлена в Николаев, чтобы подготовить почву для нашего прибытия. Поэтому, естественно, наши первые утренние мысли были о них: как они там, устроились ли, работают ли? Тем более что мысли эти приходили в наши полусонные головы, когда автобус увозил нас в Николаев.
Впрочем, была ещё одна точка беспокойства: группа в составе Олега и Ирины оставалась, чтобы посетить ветеранов Новопетровского.
Ровно в девять утра по московскому времени мы впервые за эти две недели не во сне, а наяву увидели чистый асфальт.
Пообедав в диетической столовой, в центре Николаева, на улице Советской, отправились на набережную (надобно заметить, что в столовой мы встретили Красильникова с секретарём пединститута; Красильников шёл из военкомата, где оставил работать Козину; К этому времени там уже нашли 37 фамилий погибших бойцов нашей дивизии).
В двенадцать часов к Вечному огню на набережной собрались николаевские ветераны 54-й дивизии. Вслед за знаменем десанта стоят они – участники и герои минувшей войны, а следом – мы, идущие по их следам, проходящие там, где не удалось побывать после войны им. И вот стараются они представить себе те места под мирным небом, – а представляются чёрный стол без разрывов, покореженные деревца, трубы на месте деревни.
А мы пытаемся представить, как было тогда, в далёких сороковых – и не можем. Но вот встретились – и будто соединились звенья разорванной цепи времени.
Читали лекции в Николаевской школе № 2. А потом поисковые разошлись по ветеранам: Г. Николаева, Р. Зарипова, С. Красильников, С. Казбеков отправились к И. Д. Маркману; И. Лебедев, М. Юдкевич, Ю. Гагарин к В. Н. Гребенникову; Т. Камышникова и В. Беспалов – к И. А. Рыденко; Е. Чигвинцев и Э. Хамидуллина – к С. М. Швацкому. Приём, оказанный ветеранами десантникам, был настолько тёплым и сердечным, что большинство поисковых групп вернулись в общежитие пединститута только в двенадцатом часу ночи. Сразу же отправились на вокзал, где был дан бесплатный концерт для томящихся в ожидании поезда пассажиров. И наконец, в час сорок, погрузившись в общий вагон поезда «Симферополь-Одесса», поехали в Одессу.
Р. Фаизова: Надежда. «Отчёт поисковой группы в составе Красильникова, Белькиной, Фаизовой о посещении областного военкомата. Нами пересмотрено 10 тысяч карточек погибших. Найдено 78 бойцов из 54-й Гвардейской стрелковой дивизии, пропавших при освобождении города Николаева. Все они захоронены в братской могиле в центре города».
На вечернем собрании отметили хорошую работу в военкомате за весь маршрут. Ни в одном населённом пункте не было найдено столько воинов нашей дивизии.
Осталось немного свободного времени перед отбоем. Люблю такие вечера, когда десантники, тесно прижавшись друг к другу, слушают нескончаемые истории Сержа Красильникова о походах.
Но сегодня не хочется почему-то со всеми. Поскорей бы лечь спать, закрыть глаза, забыть о десяти тысячах фамилий на карточках, аккуратно уложенных в ящиках.
… В комнату, где мы работали, почти не проникали солнечные лучи. От нашего дыхания и множества бумаг стояла сильная духота. Красильников откуда-то принёс ещё один ящик, заполненный до отказа.
… Рымарев Иван Иванович – 162 гвардейский стрелковый полк. Наконец-то нашли. А вот ещё один, ещё …
Этот совсем мальчишка – ему и не исполнилось восемнадцати. Умер от ран через четыре дня. Остальные графы пустые. Некому даже написать.
Как я сейчас жалею, что не записала его фамилию, но ведь он был не из 54-й дивизии.
Всего лишь 78 фамилий из 10 тысяч. Как мало! … Может быть, я неправильно думаю, но вдруг мы единственные, кто видел эти карточки. Так ли часто их перебирают. Наверное, лежат они здесь архивным грузом, а ведь в каждой из них неповторимая жизнь.
Переписали аккуратно 78 фамилий и адресов, чтобы сообщить матерям и жёнам, где похоронен близкий им человек. А где-то до сих пор ждут вестей от солдат, пропавших без вести, тысячи людей. Понимаю, что мы делаем всё возможное, а забыть про тех не могу.
У меня два деда в Отечественную войну пропали без вести. Одна бабушка так и не дождалась, умерла, а вторая, сейчас уже старенькая, ходит еле-еле. Мечтает только об одном, что, может быть, я где-нибудь узнаю про деда.
Я ей говорила перед походом: «Бабушка, мы по Украине пойдём, он ведь под Сталинградом пропал без вести. Как же я узнаю про него?»
Потом посмотрела в её глаза и торопливо добавила:
– Ну, что ты, бабушка, успокойся. Конечно, я постараюсь, конечно найду!
Мало ли что случается…
ОДЕССКИЙ ИЗ ОДЕССЫ И ДРУГИЕ
Н. Козина: Поезд из Николаева в Одессу прибыл рано. Вышли из вагона немного уставшие, спали только 3 часа, но всем было легко и хорошо от того, что находились на одесской земле. Шли по перрону, тихо напевая: «Нас опять Одесса встретила как хозяев», и благодарили матушку погоду, которая обещала подарить нам солнечный день. Это, как награда, после грязи, осточертевшей нам за всё время похода, после дождливого Николаева наконец-то дождались сухого асфальта и солнца. Иван Лебедев, наклонившись под тяжестью рюкзака и ковра, делал первые снимки.
Трезвонили трамваи, туда-сюда сновали лодки. Город уже давно проснулся. Разбившись на группы, разъехались по ветеранам. Мне и Вадиму Беспалову достался Одесский Михаил Леонидович. Я сразу представила неунывающего одессита-каламбуриста, тем более с такой фамилией.
Вот улица Советской Армии, нужный номер дома. Входим в маленький дворик, здесь тишина, городской шум остался где-то позади.
Дверь открыла женщина, просто, без суеты пригласила в дом. И эта приветливость нас сразу раскрепостила. Пока с Михаилом Леонидовичем пили чай, успели присмотреться друг к другу. Вопреки моему ожиданию, он оказался спокойным и уравновешенным, потом я поняла, почему Одесский работает хирургом. Мы уже не смущались друг друга, и беседа шла свободно. Он рассказывал нам о войне, а потом, сами не заметили, как заговорили об Одессе. Он знал о ней всё, я окончательно убедилась в этом, когда мы ехали в парк имени Шевченко на встречу десантников с ветеранами-одесситами нашей дивизии. Одесский старался провести нас по таким улицам, где, по его словам, мы могли бы увидеть настоящую Одессу.
– Это Молдаванка, самый «древний» район города. Дома здесь знаете какие? Вон серый каменный стоит, видите? Без единого гвоздика.
Мы с Вадимом только успевали вертеть головами, глядя то в одну, то в другую сторону.
– Вот горисполком, а раньше здесь была старая биржа. А это наша Дерибасовская.
Пока проезжали улицу, то уже знали, что она была названа в честь русского адмирала Иосифа Михайловича де Рибаса ещё 200 лет назад. С тех пор улица сменила дюжину разных названий, одесситы же упрямо звали её только Дерибасовской.
Проезжая мимо оперного театра и слушая, с какой гордостью говорил о нём Михаил Леонидович, поняли, что свой театр одесситы любят, как никто другой. Он один из старейших в Союзе, построенный в конце 19 века, после того, как сгорел старый, и не уступающий по красоте лучшим театрам Европы. Здесь выступали французские и итальянские труппы. Играл Чайковский, Римский-Корсаков. Пел Шаляпин, танцевали Анна Павлова и Айседора Дункан.
Впереди показался парк. Ещё издали рассмотрели чёрные куртки, значит, наши уже здесь. Подходим, нам жмут руки ветераны. Знакомимся: Анатолий Павлович Тищенко, он обнял нас, как своих детей.
Добрая улыбка Михаила Николаевича Завизиона.
Пока шли последние приготовления к возложению цветов на могилу Неизвестного матроса, Одесский отвёл нас в сторону и, показывая далеко в море, начал рассказывать о том, как в начале войны немцы, окружив Одессу плотным кольцом, разбомбили главную водонапорную башню. Город остался без воды. И как они, ещё совсем юнцы, плавали вон к тому маяку под покровом ночи, там ещё оставался запас пресной воды. Много ребят не возвратилось тогда – немцы специально простреливали этот участок…
Но вот уже развёрнуто знамя, и десантский строй вместе с ветеранами направляется к Вечному огню. Минута молчания.
После встречи все поехали на вокзал, а мне снова повезло. Нужно было съездить на Главпочтампт. Значит, была ещё одна возможность посмотреть Одессу вместе с ветеранами. Поехали вчетвером: я, Иван, Одесский и Тищенко. Перебивая друг друга, боясь пропустить мельчайшую подробность, они рассказывали о своём городе. И было весело слушать даже не то, о чём они спорили, а видеть, с какой одержимостью, присущей, наверное, только одесситам, они проводили нам экскурсию.
Ещё оставалось немного времени, и Тищенко скомандовал, чтоб мы ехали немедленно к нему.
– Это моё рабочее место, – показал на маленький токарный станочек.– А теперь!– он взял нас за руки, и мы вошли в комнату. – Смотрите!
Я ахнула: на полках, шкафах, стояли, висели каравеллы и фрегаты, танки и самоходки всех марок и возрастов.
– Всё сделал своими руками.
А потом все вместе пили кофе, непринуждённо болтая, шутили, смеялись. Никогда, наверное, не забуду, как Анатолий Павлович расстраивался: «Эх, жаль, что вы так быстро уезжаете, а мы ведь вас ждали давно: вон, целый котёл щей наварили»…
Снова вокзальный перрон. До отправления поезда осталось несколько минут.
Одесский стоял молча. Тищенко всё растерянно повторил: «Я приеду ещё в Казань… Мы приедем… Приедем…»
Завизион мял в руках платок. Тут кто-то из десантников отстегнул значок от куртки, остальные сделали то же. Окружили ветеранов, наперебой объясняя каждый своё:
– Вот видите, это Ленинская библиотека, а если, пройдя её, сразу завернуть налево, то как раз увидите наш двадцатиэтажный корпус. Приезжайте!
–…музей Ленина…
–…вот Кремль. А совсем недалеко наш университет.
Поезд тронулся. Они шли по перрону, выкрикивая вслед последние напутствия. Вот уже и голосов не слышно, лишь вдогонку нам пускают солнечные блики значки, подаренные ветеранами.
Всё дальше и дальше уплывают буквы на здании вокзала:
ГОРОДУ-ГЕРОЮ ОДЕССЕ – СЛАВА! …